— Памфлеты — это такие бумаги.
— А ты-то откуда знаешь? — спросил Титин.
— Мне отец сказал.
— А почему они так называются?
— Потому что их присылают революционеры.
— А кто это такие?
— Ну, кто не хочет короля.
— Вот дураки-то.
— Почему? Ну-ка скажи — почему?
— Потому что потому.
— Это смелые люди, а не дураки.
Дон Викториано говорил, что положение очень, очень тяжелое, а дон Сальвадор, учитель, — что в Мадриде студенты выходят на улицу и кричат: “Да здравствует свобода!” А дон Сальвадор, директор: ха-ха-ха, свободы распутничать, вот чего хотят эти мерзавцы, распутничать, — а дон Херман: ну и заваруха будет, — а дон Сальвадор, директор: какая глупость, хорошо, что бразды правления взял в свои руки такой человек, как Примо де Ривера, а кому не нравится, пусть злится на здоровье, понятно? И все трое учителей сказали: как не понять, конечно, дон Сальвадор, — а Бернабе сказал:
— Мой отец без работы.
И по лицу его Титин понял, что это очень плохо, и спросил:
— Почему?
— Потому что он — революционер, — ответил Бернабе. — За это его и выгнали на улицу.
Дон Сальвадор, директор, все громче кричал, ругая врагов порядка и процветания, и тут Титина осенило: он понял, что разговор учителей, и озабоченность Бернабе, и то, что случилось с его отцом — бедняга мокнет под дождем на улице, — и даже жадность, с которой Бернабе набросился на хлеб, — все это связано в один узел, вроде тряпичного мяча, Титин понял и спросил:
— Так он на улице?
— Нет, спрятался, я-то знаю где, только деньги зарабатывать он не может — его выгнали из порта, где он работал.
— В порту? На кораблях?
— Нет, на причалах. Какой-то корабль привез эти самые бумаги от революционеров, за это отца и выгнали. А бумаги пишет Бласко Ибаньес[15].
— Точно. Я слышал, как об этом сеньоре говорил дон Викториано.
— Отцу дали пачку бумаг, а пришли два полицейских, и он не успел удрать, я знаю, где он, а мать больна, она очень тебе благодарна. — И Бернабе стал еще печальнее, Титин — тоже.
— Я сегодня пойду в лавку Тимотео, — сказал Титин.
— В лавку Тимотео?
— Покупать маску.
— Маску черта?
— Черта? — содрогнулся Титин. — Почему черта?
Бернабе широко открыл глаза от удивления:
— А почему бы и нет?
— Пойдешь со мной? — спросил Титин.
И они пошли вдвоем. После обеда, вместо урока катехизиса. Бернабе называл катехизис доктриной. Иногда они убегали с него на реку. Но в лавке еще интересней. На реке, правда, много всяких сокровищ, но нет, в лавке их больше. С рекой, лавкой Тимотео и вообще с улицей Титина познакомил Бернабе, Титину надо было либо искать чудеса в волшебном мире бедноты, либо провести детство без чудес.
