— А где бабка Стеша? — спросила она первым делом, даже не успев еще открыть глаза.
— Ну слава богу, очнулась, — облегченно вздохнула та, что растирала, и бодро попрекнула царицу: — Не след бы тебе, государыня, челядь свою так-то пугать. Слаба ты еще, чтобы самой за питьем хаживать. Вона и разлилося все.
— Где бабка Стеша? — повторила она, открывая глаза и в упор глядя на одну из своих боярынь, толстую и уже в годах вдову Ивана Ивановича Челяднина Прасковью Семеновну — место старшей среди дворни царицы прочно держалось за этим боярским родом. Та как-то быстро ответила:
— Да где ей быть-то. Нешто я за ней доглядываю.
Голос звучал фальшиво, и Анастасия, мгновенно почувствовав ложь, уточнила:
— Она… померла?
— А на кой ляд вопрошаешь, коль сама ведаешь? — пожала та плечами.
— Давно?
— Да уж два дня, как отпели да схоронили, — неохотно пояснила Прасковья Семеновна.
— Два дня, — задумчиво произнесла Анастасия и… вновь лишилась чувств.
В себя она пришла ближе к вечеру, но на все вопросы царя, не на шутку встревоженного внезапным ухудшением ее состояния, отвечала односложно и сослалась на вчерашний пожар, вовремя вспомнив, как о нем рассказывала одна из девок.
— Медведь покрепче человека, а и с ним с испугу что бывает, — Анастасия, удивляясь сама себе, даже нашла сил, чтобы улыбнуться. — Пройдет, государь. Денек, другой и выздоровею я. Ей-ей, выздоровею. То пожар всему виной.
Сослалась и тут же пожалела об этом, потому что нахмурившийся Иоанн кивнул и вышел, и почти сразу после его ухода многочисленная челядь ринулась распихивать по сундукам и коробьям царицыну одежду, собирая все к переезду.
На вопрос Анастасии все та же боярыня Челяднина ответила, что царь повелел на время пожара и пока не польют дожди вывезти царицу из города и со всевозможным бережением доставить до сельца Коломенского. Выезд намечен был уже к утру, потому возиться закончили чуть ли не к полуночи.
Ее прощание с Иоанном вышло коротким и сумбурным. Анастасии хотелось сказать что-то очень важное, но вот беда — на уме вертелось, да на язык не шло. Лишь когда он повернулся, чтобы уходить, она наконец-то поняла, что именно хотела сказать.
— На пожар не езди, — произнесла она еле слышно.
Или не произнесла?
Если бы она знала, что до Иоанна на самом деле не донеслось ни слова, она непременно бы повторила, но царь, глядя на ее беззвучно шевелившиеся губы, утвердительно кивнул, и она с облегчением решила, что он все-таки ее услышал.
