Металлические деньги в Москве трудно обменивать, это известно даже ежу.
36
В одну прекрасную ночь, когда я, сидя в шлафроке в глубоком кресле, смотрел телевизор и потягивал дорогой коньячок, тяжелая рука легла мне на плечо, и грубый голос сказал:
— Выследил я тебя, сука.
Я вскочил — и глаз мой заискрился от сильного удара в скулу.
Рухнув на пол, я приподнялся на локтях — надо мною стояли трое джентльменов в черных длинных пальто.
Я готов был к дальнейшим побоям, но хозяин (в отличие от двоих других, пальто на нем было тонкокожаное, пиджак ультрафиолетового цвета, на груди золотая камергерская цепь) — хозяин успокоил меня:
— Больше бить не будем, если честно расскажешь, как вошел. Мне эти запоры слишком дорого обошлись, чтоб всякая шантрапа их ногтем открывала.
Я попробовал было сплести байку насчет того, что дверь была вообще не захлопнута, но этот номер не снискал аплодисментов.
— Включи утюг, Вовик, — скомандовал камергер.
Я понял, что мне придется открыть этим страшным людям всю правду — или хотя бы часть ее, иначе они прибегнут к пыткам.
Что оставалось делать? Это ж была не милиция.
А я, между прочим, не переношу физической боли.
37
В общем, я рассказал им о своих способностях.
Они, естественно, не поверили.
Телохранители дружно меня оборжали, хозяин же, напротив, пришел в неистовство и сгоряча выбил мне зуб.
Пришлось продемонстрировать им всё.
Надо было видеть широкие морды этих амбалов, когда я вернулся в нормальное состояние.
— Во, блин, рапсодия, — сказал Вовик и стал визгливо смеяться.
Другой побледнел, прошептал "Господи, на всё воля твоя" и широко, истово перекрестился.
Камергер стоял молча и жевал сигарету.
Потом он потребовал, чтобы я повторил фокус еще раз.
Памятуя о мальчике-с-пальчике, я гордо отказался, но, когда принесли утюг, вынужден был подчиниться.
Мои опасения не лишены были оснований.
Как только я дисминуизировался, мерзавцы отловили меня и стали запихивать в горлышко пустой бутылки.
Я сопротивлялся, как мог, и это им не удалось.
Тогда меня бросили в стеклянную широкогорлую банку из-под импортной брынзы. В ней мерзко воняло.
К тому же на дне банки оставался слой зеленого масла, я сразу пропитался этим маслом, как шпрот.
Там, под крышкой с защелкой, я и провел в общей сложности почти двое суток.
Вы скажете: подумаешь, Бастилия, стеклянная банка, можно разбить ее изнутри.
Увы. Я несколько раз пробовал увеличиться, но, как только голова моя поднималась до крышки, начинались нежелательные деформации черепа и позвоночника, и я вынужден был это дело прекратить.
