Лизавета сидела потупясь со скорбной улыбочкой, мне даже показалось, что она вибрирует от ненависти.
Надо же, злопамятная какая, подумал я, а вслух спросил:
— Что с вами? Недомогаете?
— Так, голова что-то болит, — не поднимая глаз, отвечала моя сотрудница. — А когда он придет, что с ним делать?
— Странный вопрос, — отвечал я, — Да убейте его, а потом позовите меня. Вместе и закопаем. Чай, не впервой.
— Будет исполнено, — бледным голосом отозвалась Лизавета. — Еще какие указания?
— Больше никаких.
Я заперся в черной комнате и, снова от души матюгнувшись ("Вот с каким человеческим материалом приходится работать!"), достал из папки первую страницу.
Глава вторая. Проклятый дар
1
Начать бы следовало с раннего детства, с восьмилетнего возраста, когда я обнаружил в себе проклятый дар.
Собственно, психологическая предрасположенность к возникновению и развитию у меня именно этой способности была налицо.
После бегства отца (матушка моя так и говорила: "Отец от нас сбежал") мы с мамой остались вдвоем в маленькой однокомнатной квартире, где всё, и кухня, и холодильник, и прихожая, было крохотное, тесное. Мать любила меня без памяти, баловала меня, ласкала, называя "мой лилипутик, мой манипусенький", вообще в своей речи она злоупотребляла уменьшительно-ласкательными суффиксами ("подушечка, ручоночка", даже "блинчичек со сметаночкой"), и я рос в атмосфере тотальной дисминуизации, питая убеждение, что быть маленьким — это самое великое счастье.
Я боялся крупных игрушек и вещей, лепил из пластилина маленьких людей и зверюшек и упоенно играл в эти игры чуть ли не до восьмого класса.
Любимой моей книгой был "Мышонок Пик", сердце мое замирало от счастья, когда мама читала мне, как мышонок обустраивал свою маленькую уютную норку.
"Гулливера в стране лилипутов" я прочел уже сам — взахлеб, смеясь от радости: меня тешило сознание, что я не так уж одинок на этом свете, коль скоро был такой писатель, который что-то об этом знал.
Но когда я дошел до страны великанов, меня охватила такая тоска, что я разрыдался, и мама эту книгу запрятала.
Другие мальчишки ждут не дождутся, когда станут большими, я же мечтал стать меньше, еще меньше, совсем крошечным, как мои пластилиновые фигурки.
2
И вот тайная мечта моя осуществилась столь неожиданно и столь прихотливо.
Меня не испугало это открытие: по наивности своей я полагал, что остальные тоже умеют так делать, только предпочитают об этом не рассказывать — как и о многих других интимных вещах.
