Я доставлял необходимые припасы на собственных плечах в рюкзаке. В дюнах не проложено дороги, а если бы она и была, все равно никто не стал бы снабжать меня топливом и продовольствием.
Западнее полосы дюн проходило нечто вроде проселка, где можно было попытаться проехать на «форде», однако даже самые опытные водители, испытав его «прелести», больше не брались за это. Мне приходилось слышать рассказы о том, как они буксовали в трясине или вязли в песке по самые оси. Тем не менее все мои громоздкие вещи были доставлены этим путем, и время от времени добряк сосед, владевший повозкой и лошадью, привозил мне канистру с керосином. Однако помощь такого рода носила эпизодический характер, и я считал, что мне вполне повезло хотя бы с этим. Рюкзак — этот дюнный «вагон» — был единственным транспортным средством, не подводившим меня никогда.
Согласно уговору, дважды в неделю мой товарищ встречал меня у станции Нозет и отвозил на автомобиле за покупками в Истем или Орлинс, а затем доставлял обратно. В Нозете я упаковывал в рюкзак молоко и яйца, масло и булочки, принимая все меры предосторожности для того, чтобы ничего не разбить, и пускался в путь по пляжу вдоль бурунов.
Вершина холма, где я выстроил дом, находилась в тридцати футах от большого пляжа и на двадцать выше отметки полной воды. Моими ближайшими соседями, отделенными от меня двумя милями берега, оказались служащие Береговой охраны со станции Нозет. К югу простирались те же дюны и отдаленные охотничьи угодья; заболоченная местность и приливы отрезали меня с запада от деревушки Истем с ее редкими строениями; океан осаждал порог моего дома. К северу, и только к северу, от «Полубака» имел я контакты с людьми. Примостившись на вершине дюны, мой домишко смотрел на все четыре стороны света.
Когда строительство завершилось и дом, простояв целый год, был признан вполне пригодным для обитания, я перебрался туда в сентябре, чтобы провести в нем пар) недель. Когда этот срок истек, я задержался еще на некоторое время, и, по мере того как лето переходило в осень, красота и таинственность этой земли и океанских волн настолько пленили меня, что отъезд стал невозможен.
Сегодняшний мир словно заболел малокровием, лишившись элементарных вещей: людям недостает языков пламени перед протянутыми ладонями родниковой воды, чистого воздуха, девственной земли под ногами.
В моем мире пляжа и дюн элементарные проявления стихии продолжали существовать и имели свои обиталища.
