Поцелуй богов | страница 7



— Я бы все отдал за одно прикосновение. — Напарник немедленно оправдал его надежды, а Джон подумал: именно такова и будет цена. — Распрощался бы даже с гонораром за «Плавники желания».

Джон рассмеялся.

— Смейся, смейся, только не заливай, что не успел ее натянуть.

У Джона екнуло в животе.

— Это как?

— Я тебе объясню, мистер Поэтическое Вдохновение. Пришел домой, взгромоздился на Петру, а представлял Ли. Закрыл глаза и воображал, как тебе подмахивает эта дивная задница. Только сжимал зубы, чтобы не выкрикнуть чужое имя.

Джон облегченно хмыкнул.

— Ты счастливчик — есть на кого вываливать фантазии. Она может показаться ворчливой стервозиной, но по крайней мере принимает в себя твою генетическую муть. А у меня только миссис Рука и пара трусиков Дороти.

— Черт возьми, как ты их добыл?

— На прошлой неделе она принесла на работу пакет из прачечной. И я стянул из него парочку беленьких «Маркс и Спаркс»[3]. Совсем не предел мечтаний, но мастурбанту выбирать не приходится.

— Ты мерзок, Клив. Но дело даже не в том — ты мерзок предсказуемо, без всяких фантазий.

— Как бы не так! Я изрек тысячу слов по поводу анального секса с русалкой. Скажешь, это мерзость без фантазии?

— Была бы с фантазией, если бы сношение с русалками было возможно. У них нет задниц.

— Есть.

— Нету. От пояса и ниже они как рыбы — одно отверстие, и то клоака. Это совсем не то.

— Хочешь сказать, их трахают одновременно и по-нормальному, и наподобие голубых?

— Если угодно, да.

— Действительно, отменная мерзость. Я собираюсь совершенно переосмыслить шестьдесят девятую оральную сцену. Только не говори Петре, ладно?

— О чем? Что у рыб одна-единственная дыра?

— Нет, про трусики.

— Ладно, наверное, не скажу.

— Джон, пожалуйста, не надо никаких этих старых «наверное». Не скажу, и все.

А вот что он расскажет Петре? Она риторических вопросов задавать не станет, когда поинтересуется, где он провел прошедшую ночь. Клив прав: эта женщина ворчливая стервозина. К тому же настырная, злобная, вспыльчивая, шумливая, без всякого чувства юмора, непрощающая и склонная буквально к реактивному насилию. За два года Джон ни разу успешно ей не соврал. Поначалу он, конечно, пытался — придумывал на пробу какую-нибудь маленькую ложь: я задержался, потому что пришлось помогать сардинцу-шарманщику ловить его обезьянку; променял магазинные деньги на горсть волшебных бобов; вынес мусор, это другой мусор; меня просил об этом приятель. Но что, черт побери, сказать ей сегодня? Не бери в голову — как-нибудь образуется. В худшем случае она решит, что он переспал с другой, и угробит его.