— Ах вот как, ясно. — На самом деле Клив вообще ничего не понимал. — Но кто он все-таки такой? — Он вопросительно посмотрел на Джона.
— Художник. Довольно интересный. Сидит под столом и лает, как собака.
— В Тейте? Ни хрена себе. Он что, голый?
— Вроде того. Кроме, конечно, воротничка. Когда я там был, он не слишком лаял, просто порыкивал.
Дом и Пит фыркнули и закатились хохотом.
— Потрясающе! А елдак у него большой? Он рычит на пташек? И можно подойти и погладить его?
Дом и Пит поперхнулись пивом, и от их хохота заходил ходуном стол.
— А что я такого сказал? — изумился Клив.
— Идиот, он умер.
— Финиш! Мертвый голый старикашка под столом в галерее Тейт!
— Клив, он давно умер. — Петра вздохнула и посмотрела в потолок. — Швиттерс художник, а в галерее Тейт его картины. Джон тебя разыгрывал.
Джон откинулся на спинку стула и сделал большой глоток пива. Оно показалось ему водянистым, химическим и дешевым. Он попытался вспомнить, каков на вкус «Гибсон», и не смог. Накатила волна глухой тоски. Ладонь Петры давила на бедро тяжело, как свинец. Голова раскалывалась. Спор становился громче и все бессмысленнее. Ребячливые, выпендрежные, только чтобы порисоваться, не следующие одна из другой, оборванные фразы. Типичный вечер в пабе, когда Клив принимал излюбленную позу глашатая идей «Дейли мейл», а четверо остальных набрасывались на него, как свернутые в трубку сбесившиеся экземпляры «Тайм аут»[8]. И поскольку речь шла об искусстве, а не о футболе, они считали все это спором. Вечер катился ко времени закрытия: очередные заказы, вылазки нетвердой походкой в сортир, сломанные сигареты, последнее сбрасывание на горячее, двоение в глазах и нетвердость речи. Кончилось тем, что Клив залез под стол и залаял, а Петра лизнула Джона в ухо.
Подошел Шон, убрал стаканы, и все потянулись на улицу. Дом и Пит сразу отвалили — пошли подцепить шлюху. Клив сказал, если можно, он будет спать на диване Дороти, и они повернули к дому. Петра взяла Джона за руку и крепко прижалась к боку.
— Соскучился, малыш?
— Мать честная, вы только посмотрите! — завопил Клив. Он согнулся под фонарем и что-то тянул из урны. — Взгляните-ка сюда!
— Брось, идиот! Разве можно копаться в помойке? — фыркнула Дороти.
— Да он совершенно новый. Еще ярлык не отрезан. Ничего себе! Стоит целую штуку. — Клив пытался надеть пиджак, но никак не попадал в рукав. А когда натянул, оказалось, что он ему мал — на боках натянулся и не прикрывал ягодиц. — В самый раз. Бархатный. Будет мой.
