— Кто это к нам явился?
Петра, Дороти и Клив сидели в своем обычном углу. А рядом — живущие на пособие по безработице сценические художники Дом и Пит, Джилберт и Джордж в одинаковых школьных костюмах и с сальными, по-военному коротко остриженными волосами.
— Хо! Заблудший трубадур возвратился! — радостно завопил Клив. — Где, черт возьми, ты шатался в сей безумный понедельник?
— Извини, сломался. Чувствовал себя в самом деле отвратно.
— Ну ладно, проехали. Если честно, она едва ли заметила. Все было на редкость спокойно. Что будешь пить? Моя очередь заказывать.
— Пинту пива. Спасибо.
Клив отвалил к стойке, а Джон опустился на стул рядом с Петрой и ждал, какова будет ее реакция. Он всегда выбирал реплики сообразно ее настроению, словно подстраивался к раскачивающемуся богомолу. Петра повернулась к нему.
— Ну, здравствуй, любовничек. Куда запропастился? — Голос прозвучал по-детски плаксиво. — Я по тебе соскучилась. — Она крепко поцеловала его в губы.
Петра всегда целовалась именно так, словно Джона только что выловили из Темзы: губы широко раскрыты, зубы крепко сжаты, холодный, плоский, большой язык, как выдохшаяся камбала, целиком у него во рту. Она оторвалась от него, осушила свой стакан и ущипнула за ляжку.
— Хорошо провел время? — промурлыкала Дороти. Она считала себя лучшей половиной Петры, ее защитницей, верным плечом. Ради нее она играла плохого полицейского, в то время как Петра была хорошим. Или наоборот. Так она понимала сестринство и феминизм: защищать подружку со спины — бить по мячу, пока она милуется.
— Да вроде того — сначала прогулялся, а потом зашел в Гейт.
— И как там Швиттерс? — встрял Дом.
— Э-э…
— Поберегись! — Клив вернулся с пивом и шлепнул стаканы на скользкий стол.
— Забрался под стол и лаял, как собака?
— Кто? Коннор Макинтош? Надо же! Не знал, — удивился Клив.
— Не Макинтош, Курт Швиттерс, — разом поправили его Дом и Пит.
— А кто такой этот Курт хренов Швиттерс? Я думал, она крутила с Конном Макинтошем.
— Открутилась, — объяснила Дороти. — «Гардиан» писала, что она его спровадила.
— Наверное, так и есть. У него совершенно собачьи яйца.
— У Коннора Макинтоша? — Клив округлил глаза.
— Нет, глупышка, у Курта Швиттерса.
— Объясните, ради Бога, кто этот долбаный Швиттерс. Мне казалось, мы говорим о Ли Монтане.
— Говорили. А теперь говорим о Курте Швиттерсе из галереи Тейт, где Джон провел культурный досуг, в одиночестве общаясь с искусством. — Дороти выговаривала слова, словно вдалбливала их недоумку.
