— Идите дальше, — простонал он, и барабанные палочки, глухо стуча, покатились по дорожке.
Остальные старики ждали, обмениваясь тревожными взглядами. На каждом лице было написано: «Опасная затея. День слишком жаркий. Того и гляди мы тоже…»
Священник накинул ремень барабана на шею и подхватил палочки.
— Играйте же, Ланс, черт вас возьми! — буркнул он величественному банкиру-флейтисту, и они вдвоем соорудили нечто вроде марша «Наступая через Джорджию».[5]
Отряд подравнялся и пошел вперед, не дожидаясь команды мистера Гейла, который, шествуя во главе процессии, дивился про себя: «Вот уж не думал, что мне придется маршировать под этот мотив!»
Два автомобиля помчались из Джоралмона в Уэкамин. Из-под колес брызгал песок, машины швыряло на ухабах, и старики испуганно цеплялись за сиденья и борта. Они остановились перед домом миссис Тиффени.
Она сидела на крыльце в пришпиленной к седым волосам синей шляпке с коричневой вуалью и держала на коленях корзину цветов, а рядом стояла коробка из-под туфель со съестными припасами. Увидев автомобили, она бросилась навстречу, бессвязно бормоча слова приветствия. Старики ответили ей с изысканной галантностью. Один из них, который когда-то был знаком с капитаном Тиффени, попробовал произнести речь. Но говорить ему было не о чем. И вдруг все происходящее утратило смысл. Мистер Гейл привез их сюда, но дальше-то что?
Их затопили волны царившей вокруг тишины. Это была не процессия. Просто девять стариков и старуха разговаривали на пыльной улице. Не было музыки, не было толпы, не было зрителей — ничего, что могло бы превратить обычных, будничных людей в единое марширующее упоение. Они были стариками — усталыми, немного голодными, и никто не видел в них героев. Мимо проехал маленький автомобиль — пассажиры даже не взглянули на них.
Процессия, переставшая быть процессией, почувствовала неловкость, попыталась поддержать бодрый разговор и скисла.
Равнодушная невозмутимость городка поглотила их. После маленького автомобиля ничто не нарушало пустынности улицы. Лениво кивали клены. Где-то вдали прокукарекал петух. С соседнего пустыря на них тупо смотрела жующая жвачку корова. Тихий треск кузнечиков в траве сонной одурью пронизывал тишину. Уходящая в пшеничные поля улочка становилась все жарче, и их старые глаза видели ее как сквозь дымку. Они стояли возле автомобилей, трогая ручку, поглаживая верхний край дверцы, и думали, что нужно отказаться от этой детской затеи и признать себя дряхлыми развалинами. Около их ног беззаботно прыгал воробей.
