Несколько столетий Римской империи удавалось избегать судьбы персов и греков, быстро вступивших на путь гибели; она все время развивалась. Правители мидян и персов за одно поколение вавилонизировались; они венчались тиарой царя царей и обращались к местным богам, жрецам и храмам. Александр и его преемники шли по этому же пути ассимиляции; царский двор и система управления селевкидов были почти такие же, как у Навуходоносора; Птолемеи стали фараонами и превратились в египтян. Точно так же когда-то ассимилировали семитские завоеватели Шумера. Но римляне правили из своей столицы и на протяжении нескольких столетий придерживались своих законов. Единственным народом, который влиял на них вплоть до II—III века нашей эры, были родственные им греки. Таким образом, Римская империя явилась в сущности первой попыткой установить господство на арийских республиканских принципах, а не на системе единоличного завоевателя, правящего в столице, которая возникла вокруг храма, посвященного божеству урожая. Боги и храмы римлян, как и греческие боги, представляли собой как бы бессмертных людей, обожествленных патрициев. Приносились и кровавые жертвы, во времена бедствий даже человеческие, чему римляне могли научиться у полузабытых этрусков, но храмы и жрецы стали играть важную роль в его истории только тогда, когда Рим давно миновал апогей своего развития.
Римская империя оказалась совершенно незапланированным явлением; римляне почти неосознанно для самих себя оказались вовлеченными в обширный административный эксперимент. И все-таки в конце концов Римская империя рухнула. От века к веку она заметно менялась, переменившись за сто лет сильнее, чем Бенгалия, Месопотамия или Египет за тысячу.
В определенном смысле римский эксперимент не удался. С другой стороны, он все еще остается незавершенным, поскольку Европа и Америка и сейчас пытаются разрешить те проблемы мирового правления, с которыми впервые столкнулись римляне.
Историку необходимо учитывать колоссальные перемены, происходившие при римском господстве не только в политике, но и в общественной жизни и нравственности. До сих пор сильна привычка воспринимать Рим как нечто устойчивое и благородное. Маколеевские «Предания древнего Рима»[18], Катон Старший, Сципионы, Юлий Цезарь, Диоклетиан, Константин Великий, триумфы и речи ораторов, гладиаторские бои и христианские мученики — все смешивается у нас в единую картину чего-то возвышенного, жестокого и величественного. Необходимо разделить слившиеся части этой картины, изображающей куда более глубокие перемены, чем те, что отделяют Лондон времен Вильгельма Завоевателя от столицы современной Великобритании.
