– А кем?
– Слесарем.
– А это, ну, насчет цыган?
– А-а-а. Это – так, от случая к случаю, можно сказать.
– И не заебало тебя – на заводе? Я летом три недели отработал – думал, охуею.
– Ну а что делать – под пивбаром стоять, как синюги всякие?
– Не знаю. Но на заводе – ебал я в рот.
– Это ты сейчас так говоришь, а вот сходишь в армию, придешь…
– Не пойду я в армию. На хуй она мне усралась?
– Ну, не хочешь – не иди, если ты такой герой.
– На себя посмотри – чмо колхозное. Возишься целый день в мазуте, въебываешь, как негритос, а ставишь себя, типа, деловой. Уебу – не подымешься.
– Еще посмотрим, кто кого.
– Пиздуй отсюда, ты понял? – Я хватаю его за воротник и накручиваю на кулак около горла.
Мужик меньше меня и слабее, я его не боюсь. – Еще раз на Рабочем увижу – дам пизды. И цыгане твои не помогут. Ты понял?
– Понял. Ладно, отпусти.
Я отпускаю воротник, беру пузырь – там водяры на два пальца – и допиваю.
– С ним по-хорошему – налил, как человеку, а он…
– Сделай фокус – скройся с глаз, понял?
– Понял.
Мужик забирает свою сумку и прет к остановке. Я остаюсь в беседке. Домой идти неохота – опять родоки начнут ныть, что выпил.
Темнеет. Люди прутся с остановки – едут с регенератного и с завода Куйбышева, волокут из сада детей, заходят в продовольственный за хлебом. Два пацана с двадцать восьмой трясут у малых копейки. Я их знаю, но подходить лень. Я вырубаюсь.
Открываю глаза – уже вообще темно. Смотрю на часы – пол-одиннадцатого. Поднимаюсь и иду в автомат звонить Ленке.
***
У нас не было стрелок почти месяц – как бухнули винища перед первым сентября, так и все: то у нее уроков много, то идет к подруге на день рождения, то с родоками на даче.
Гудки, потом она берет трубку. Я говорю:
– Привет.
– Привет.
– Как дела?
– Нормально.
– Как школа?
– Как обычно – лажа.
– Давай, может, встретимся, а?
– Давай после выходных, во вторник.
– Около дома, как раньше?
– Нет, давай в центре, около входа в ГУМ.
– Около центрального или бокового?
– Около центрального. В семь. Ну, пока.
– Пока.
Стою около ГУМа. Уже пятнадцать восьмого, а Ленки нет. Тепло, как летом. По Первомайской прут бабы в нормальных шмотках, с мелированием и начесами – на стрелку или гулять. Я достаю из пачки «космосину» – последняя. Прикуриваю зажигалкой, кидаю пачку в железную мусорку.
Иду к автомату, набираю номер. Короткие гудки. Сажусь на остановке на «шестнадцатый» и еду к Ленке: надо конкретно поговорить, сколько можно заниматься херней?
Поднимаюсь на пятый, звоню. Открывает мамаша – старая тетка малого роста, волосы скручены в клубок, как у деревенской бабы.
