Ключевым было слово «почти».
Пол открыл дверь и шагнул в натопленное помещение. Генерал Эван Курри поднял глаза и махнул Фишеру подойти к секции мониторов, занимавшей всю дальнюю стену. В тесном помещении за терминалами сидели несколько американских солдат. За их спинами стоя наблюдала маленькая группа старших офицеров — датчан.
Сурово-хмурое лицо Курри, стриженные под «ежик» волосы цвета соли с перцем и четыре поблескивающие звезды — типичный голливудский киногенерал, вот только из образа немного выпадали рост пять футов пять дюймов и иссиня-черная кожа.
— Привет, Пол, — Курри протянул руку и уверенно пожал. — Хотелось бы, конечно, сказать, что рад снова видеть вас, но нынче все так же плохо, как в прошлый раз. А было это… года три назад?
— Три, день в день, — сказал Пол.
— Да ну? Хорошая у вас память.
— Такое вряд ли забудешь, сэр.
Курри мрачно кивнул. Люди гибли и под его командованием тоже. Он все понимал.
Генерал повернулся к датским командирам:
— Господа, это полковник Пол Фишер из Института исследований инфекционных заболеваний вооруженных сил США, или USAMRIID,[1] — Курри проговорил сокращение как «ю-сэм-рид». — Отдела «особо опасных угроз», и окончательное решение по выходу из сложившейся у нас ситуации будет принимать он. Вопросы?
Тон, которым Курри проговорил «особо опасных угроз» и «вопросы», ясно дал понять, что никаких вопросов он слышать не желает. Датчане лишь кивнули.
Курри повернулся к Полу:
— Звонил Мюррей Лонгуорт. Сообщил, что балом правите вы. Я обеспечиваю выполнение ваших приказов. Любых.
— Благодарю, генерал, — сказал Пол, хотя благодарным себя не чувствовал ни капли. Любой облеченный подобным доверием с удовольствием свалил бы его на кого-нибудь другого. — Итак, что у нас?
Курри молча показал на самый крупный центральный монитор.
Пол отчего-то ожидал увидеть размытые изображения. Во всех этих «апокалиптических» фильмах сцены кровавой бойни шли на фоне щедрого количества статичных, мерцающих огней и скользящих дверей, беспорядочно открывавшихся и захлопывавшихся. По какой-то причине каждая сцена светопреставления была отмечена нестандартными электрическими эффектами.
Но здесь Голливуда и близко не было. Освещение было ярким и ровным, и картина на мониторе — вполне отчетливой.
Съемка велась с расположенной сверху камеры слежения. По полу лаборатории полз мужчина. Он заходился кашлем, глубоким и мокрым — таким, что связывает диафрагму затяжными приступами, заставляя сомневаться, а удастся ли следующий вздох, и отнимая надежду на глоток воздуха. Каждый раз изо рта несчастного вылетали хлопья желто-розовой пены, уже покрывавшей его подбородок и испачкавшей белый халат.
