Пять Колодезей | страница 35
Все подошли к байде. Любаша вытащила корзину с птицей и поставила ее сверху на дно лодки.
— Ну, давай, что ли, я помогу. Не справиться вам самим, — сказал дед и, заметив на Степиных руках ссадины, усмехнулся в бороду: — Птичка-невеличка, а кусается больно?
— Ой, Степа! И как же он тебя исщипал! — ужаснулась Любаша. — Сейчас же нужно перевязать, а то заражение будет.
Любаша уже готова была бежать домой за бинтами и йодом.
— Погоди, торопыга, — остановил ее дед. — Водичкой морской обмоет, враз все и заживет.
Дед Михей чуть раздвинул петлю на шее чайки, но снять не мог — проволочка скрутилась и запуталась. Степа и Любаша следили за его узловатыми пальцами.
— А ты небось думаешь, что твой хохотун этим морем живет? — Старик посмотрел на Степу добрыми, смешливыми глазами.
— А как же? Конечно, морем. Это ж чайка.
— Нет, брат. За рыбкой-то он сюда прилетает полакомиться, а настоящая еда его там, в степи. Эта птица — самый первый охранитель нашего урожая. Ну, что рот-то разинул? Не веришь? Вон та, черноголовая, гуртовичок, что в корзинке, та гусениц, личинок всяких и жучков-кузек целыми тыщами изничтожает. А твой хохотун все боле мышами и сусликами пробавляется.
— За сусликами же орлы охотятся, — недоверчиво заметил Степа.
— Где они, орлы-то? Их теперь тут — раз, два и обчелся. Главная сила супротив мыша и суслика нынче мартын, он за день десяток мышей слопает, да двух — трех сусликов изловит.
— А как же мартын справляется с сусликом? Суслик ведь большой, с белку, а мартын сам с курицу.
— Ты сам-то как мартына взял? Хитростью небось, так ведь?
— Так!
— Ну, и он берет хитростью, — улыбнулся дед Михей, обнажая беззубые десны. — Он, хитрюга, с налету долбанет клювом суслика и, пока тот еще не очухался, цоп его и вместе с ним в воздух. Поднимется повыше, разожмет клюв, а суслик — бряк на землю! Бывает, раза три — четыре вот так вдарит его оземь, пока не убьет насмерть.
Дед Михей распутал наконец проволочку и снял петлю с шеи чайки.
— Ну, давай теперь я подержу, а ты кольцо надевай.
Степа охотно передал старику птицу. Но, прежде чем приступить к кольцеванию, он стащил с себя мокрую рубашку, снял штаны и, отжав из них воду, расстелил сушить на байде. Только теперь, когда он остался в одних трусах и солнце облило горячими потоками тепла похолодевшее тело, он почувствовал, что продрог.
Пока надевали кольцо на ножку мартына, старик добродушно ворчал на Степу и поучал:
— Выше, выше ставь. Вот так, так.