— Здесь до тебя обитал один мальчишка, да скопытился — угодил в больницу, то ли простудился, то ли еще что — сволокли без памяти. Пытался его навестить, да чуть самого не схватили. Забирайся на стул и ешь, сейчас поищу, где-то хлеб оставался. — Косой пошарил в шкафу и вытащил половину белого черствого батона. — Лопай, не стесняйся, там, в углу, чайник с водой, запьешь.
Он сел на кровать и вынул из кармана смятую пачку дешевых сигарет:
— Кури. — Протянул пачку.
— Не курю я. — Фрэнк схватил с тарелки рыбью голову и впился в нее зубами.
— Не торопись, твое от тебя не уйдет, ешь обстоятельней.
Несколько минут они сидели молча.
За бортом лениво плескалась волна. Со стороны порта доносился перестук колес вагонеток по рельсам, скрип блоков, отдельные возгласы докеров. Сигналы каров, гудки судов. По коридору прошлепали босиком, послышался шепот и приглушенный смех.
— Тебя как звать-то? — Косой прилег, закинув ноги на одеяло.
— Фрэнк, Фрэнклин Грег, — промычал Грег, пережевывая рыбу.
— Ясно. Фамилию называть необязательно, многие из нас свою начисто забыли, а некоторые и вообще не помнят, те, кто в банде, как говорится, с самого детства.
— В какой банде? — Он перестал есть и удивленно уставился на Косого.
— В нашей, в какой же еще, или ты думал, что попал в благотворительный приют? Ты с луны свалился пли прикидываешься, что ничего не понимаешь?
— Да нет, не с луны, — ответил, помедлив, Фрэнк, — просто я как-то не сообразил сразу.
— Ну факир, не сообразил. Чего же тут соображать? Все, кого ты видел, члены нашей шайки. Малыши — это или круглые сироты, или дети тех, кто уже и облик человеческий потерял, спился окончательно или в тюрьме отсиживается. Есть такие, что и родителей своих никогда не видели. Другие, постарше, помыкались-помыкались по миру, послонялись по улицам и ночлежкам, да и тоже оказались здесь, вот и получается — все пути ведут или в тюрягу, или в банду. Таких, как эта, в городе штук десять. У каждой свой район. Наш — восточная половина порта и до улицы Ангелов — дальше не суйся. Точнее, появляться-то можно, но чтобы промышлять, ни-ни, доллар будет валяться на асфальте, упаси боже поднять, не то в лучшем случае накостыляют, а в худшем ножом полоснут или череп проломят. Учти.
— За что же? — оторопел Фрэнк.
— Чтобы порядка не нарушал. Не лезь в чужую сферу. У нас все разграничено, что твое, то твое, а к другим не ходи.
— А ты давно тут? — Фрэнк хотел сказать в банде, но язык не повернулся. Он стеснялся произносить это слово.
