— Как здоровье Женщины-Змеи Хуаны и ее могучего сына дона Карлоса, военного вождя всех кастильских племен? — сразу же после обмена поинтересовался главный посол — Какама-цин.
— Слава Сеньоре Нашей Марии, Их Высочества здоровы, — вежливо кивнул Кортес. — А как себя чувствует Великий Тлатоани Мотекусома Шокойо-цин и все его жены, сестры и их дети?
— Уицилопочтли сохраняет их здоровье, — наклонил голову Какама-цин.
Воцарилась неловкая пауза, и Кортес решил не медлить.
— У меня в гостях еще трое ваших капитанов, — напомнил он о спасенных им от расправы чиновниках, — можете их забрать.
Какама-цин сдержанно кивнул.
— Великий Тлатоани благодарит тебя за помощь и обещает примерно наказать Семпоалу, из-за которой ты подвергался риску, спасая наших людей.
— Нет-нет, — рассмеялся Кортес, — ни в коем случае! Мы сами разберемся со своими подданными.
Агиляр и Марина перевели, и лицо посла вытянулось, да так и застыло.
— Вы… берете с наших братьев дань?!
Внутри у Кортеса промчался ледяной вихрь.
«Ну, что — попрыгаем?» — вспомнил он любимое выражение драчливого Альварадо.
— Семпоальцы и тотонаки добровольно вошли в состав союза вождей Кастилии и Арагона, — старательно подбирая слова, произнес он и, дабы не пропустить первой реакции, уставился послу в глаза.
Какама-цин выслушал перевод, кивнул… и больше ничего.
— Я понял, сеньор Кортес, — перевел Агиляр.
«Ну, вот и все… — пронеслось в голове Кортеса. — Теперь драки не избежать…»
Он чувствовал это всем нутром.
* * *
Тем же вечером, сразу после показательных — специально для Какама-цина — скачек и залповой стрельбы изо всех орудий крепости, начался первый день свадьбы восьми капитанов на восьми — точно по числу родов Семпоалы — дочерях вождей.
Кортес, как старший «в роду кастилан» с улыбкой подошел к восьми юным — и не слишком, — прелестницам, взял за руку самую красивую и развернулся к приосанившимся капитанам. Те замерли: как пройдет «свадьба», никто толком не знал, а святые отцы на все расспросы раздраженно отсылали к Кортесу.
— Карреро! — громко произнес Кортес, и погруженный в себя, стоящий последним по счету бывший друг вздрогнул и поднял недоумевающий взгляд.
— Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро! — повторил Кортес. — Тебе вручаю сию дщерь сарацинскую, поручая заботу о ней, пропитание и сохранение, а также всемерное научение слову Божьему.
Карреро, все еще не веря в происходящее, растерянно огляделся по сторонам.
— Ну, же, Алонсо! — широко улыбнулся Кортес, — прими эту руку!
