Не глядя на жандарма, а продолжая контролировать каждое движение Матвея, Алексей кивнул головой, понимая, что от него сейчас требуется только подыгрывать старшему по званию, должности и опыту.
— Руки шире в стороны, иначе им шеи сломаю в секунду, — автоматически продолжил Матвей, кажется, даже и не заметив, что первое его требование было не просто не выполнено, но и оговорено. — Быстро!!!
— Да и ломай, — согласился Голицын, демонстративно скрещивая руки на груди. — Кто они такие? А как их убьешь, то и останешься с нами один на один, без защиты…
Матвей на секунду-другую задумался, интуитивно понимая, что все идет не так, не по правилам вестернов и детективных романов. И этот холеный аристократ ведет себя слишком спокойно и нагло, и этот замухрышка в мундирчике второй свежести… ох, ты… он так и не бросил пистолет… просто опустил его, будто спрятал в тени зеркальной рамы…
— И чего так орать, как пьяный в кабаке, — продолжил подполковник, брезгливо морща нос. — Разве это обяза…
Тут Голицын повел руками, вроде бы опуская их с груди вниз, но на полпути делая стремительное, едва заметное глазу движение… И Ворон плавно, будто в замедленной съемке, распластался то ли в прыжке, то ли в падении, ловя стволом пистолета беззащитные ноги Матвея.
Что-то стремительное, матово-черное сверкнуло в мерцающем, трепещущем мраке, а злые пули уже кромсали, рвали ноги Матвея… и вороненый, короткий стилет входил в правую глазницу…
— Прошу вас, поднимайтесь, барышня, — сказал Голицын, вырывая из правого глаза убитого тонкий черный стилет, свое "секретное оружие последнего шанса".
Нина, которую ликвидированный оборотень повалил в последнем своем, уже неосознанном движении, с большим трудом, опираясь на руку подполковника, поднялась на ноги и, непритворно охнув, жалобным голоском сказала:
— Каблук… сломался…
— Каблук починим, — уверенно ответил Голицын. — Или найдем вам новую обувь, верно?
— Да-да, конечно, — марионеткой закивала репортерша, все еще пребывая в шоке от стремительного и смертельно опасного развития событий.
Будто остолбеневшая сразу после захвата Сова, простоявшая все это время неподвижно, как памятник самой себе, неожиданно опустилась на пол, уселась, подтянув ноги к подбородку и высказалась, как всегда, невпопад:
— Западня… он нас заманил в западню, из которой нет выхода…
14
Лицо убитого не было похоже на тот классический стереотип оборотня, навязываемый обывателем многочисленными мистическими романами и кинематографом. Никакой лохматости, звериной, заостренной морды, круглых волчьих глаз с вертикальными зрачками. На первый взгляд, да и при более внимательном осмотре оказалось, что у лежащего на полу мертвого тела самое обычное лицо, разве что, малость вытянутое вперед, да еще из-под губ поблескивали белоснежные, гораздо длиннее простых, человеческих, клыки. И еще необычными были глаза, когда-то разноцветные. Теперь на Голицына, осматривающего труп, невесело смотрел лишь один уцелевший, застывший, будто подернутый морозцем, светлый глаз.
