Голубое сияние полной луны окрасило мир в новые, одной лишь ночи принадлежные тона. Шенк осторожно, уголком глаза, изучал идущую рядом женщину, ее бледную кожу, темно-серые полные губы. Он порывался привлечь Эстреллу еще ближе к себе, и каждый раз она мягко отстранялась.
— В какую вам сторону? — спросил Шенк.
— Идите как всегда ходите.
Что значит этот ответ? Неужели Эстрелла хочет зайти к нему в гости? И почему она все время оглядывается, словно опасаясь преследования? Тогда, с Грубером, она не выказывала никакого беспокойства, уж это-то Шенк хорошо помнил. Он очень хотел спросить ее, в чем тут дело, но боялся услышать ответ.
Они продолжали говорить о Пфитце.
— Подлинность этой рукописи вызывает некоторые сомнения, — сказал Шенк. — Я продолжаю наводить справки. И тут выявляется некоторая связь с писателем Спонтини. — Он почувствовал, как напряглась рука Эстреллы. — Вы слышали о таком?
— Нет, никогда. А какая это связь?
— Я еще не знаю. Его фамилия была стерта с плана, на котором появляется Пфитц.
— Стерта? Кто ее стер?
— По-видимому, Бальтус, составитель этого плана, но его, увы, уже не спросишь.
— Он умер? Как?
— Не имею представления. Скорее всего, от старости. Как правило, картографы доживают до весьма преклонных лет. Мирное занятие, никаких волнений.
На углу своей улицы Шенк снова предложил Эстрелле проводить ее домой.
— Нет, — улыбнулась она, — не надо. Я прекрасно дойду сама.
— Но сейчас уже темно, народу на улицах мало, стоит ли так рисковать?
— Нет, нет, идите к себе. И вот что, — Эстрелла задумчиво прикусила губу. — Давайте я верну вам сегодня эту рукопись — если, конечно, успею ее дочитать.
Перед глазами Шенка возник могучий образ фрау Луппен.
— Тут могут возникнуть некоторые… Да нет, ерунда, конечно, приходите.
У двери своего дома Шенк обернулся и поймал взгляд Эстреллы, так и продолжавшей стоять на месте, где он ее оставил; мгновение спустя она резко повернулась и зашагала в сторону, откуда они пришли. Получалось, что Шенков дом был ей даже не по пути.
За дверью его встретили запах вареной капусты и фрау Луппен со своим вечным вопросом:
— Вы не хотели бы перекусить?
Шенк вежливо отказался, поднялся к себе, зажег лампу, сел за столик, давший миру Пфитца — Пфитца-самозванца, не связанного никаким родством с корявым пятном на составленной покойным герром Бальтусом карте, тем более — со Спонтини, чья фамилия была написана рядом c этим пятном, а затем стерта. Во всем этом был какой-то смысл, но какой именно? Эстрелла проводила его до дома, а затем повернулась и ушла. Из-за Спонтини? У нее тоже есть свои секреты. Смогут ли они когда-нибудь преодолеть эти препятствия, говорить друг с другом, ничего не тая?
