Башенки, шпили, горгульи, витые украшения колонн, ажурные окна. Собор подобен гадючьему гнезду, лабиринт отравленного камня окружает и стесняет, опутывает мои мысли. Я нахожусь в чреве хладного тела, чей последний вздох все еще звучит, постепенно стихая. Это было бы самым подходящим местом для задуманного — сразу после мессы, пока она не успела еще уйти, пока бдительность остальных еще притуплена. Траектория клинка в пространстве, сверкающая дуга окружности, чей радиус равен длине руки, дуга, определенная мечтой, невозможным движением. Мечта, которая началась бы в этом месте, чтобы здесь же и завершиться быстрым, невозможным движением клинка.
Каково это — думать подобным образом? Читая эти строчки, я пытаюсь восстановить в памяти чувства, с какими их писал, — задача настолько трудная, что поневоле задумаешься, да мои ли они? Или чьи-нибудь чужие, и их подкинули сюда, в эту камеру, с единственной целью умножить мои страдания?
И снова в памяти эта великая книга, раскрытая в обсерватории. Тайны мироздания, переведенные рукой моего астролога в черные значки на белой бумаге, — тайны прошлого, а равно и тайны будущего. Всем правит движение сфер, нас объемлющих. Наши поступки, наши желания, перемещения по церкви закутанной в плащ фигуры, воздымание и опускание руки — всем правит бесстрастное коловращение сфер.
Это я шел по церкви, у меня нет в том никаких сомнений. Но разве ложная память ощущается иначе, чем истинная? Возможно, по церкви этой шел совсем другой человек, другой князь — шел и идет поныне. Возможно, я придумываю эти слова, не читаю их, а пишу в своем воображении. Я верю, что слова написаны на лежащей предо мною бумаге, но эта бумага и даже сама эта камера могут быть очередными их трюками, ловким обманом.
Он составил мой гороскоп, показал, как точно его расчеты сходятся с обстоятельствами жизни, и моей, и моих подданных. Слава, удача, богатство — и все это не более чем случайные последствия некоих уравнений. И красота тоже, и грация; нежность кожи, изящный взмах руки, все лишь продукция бездумной, безразличной машины, пребывающей вне нас, над нами. Учащенное биение сердца. Его неверность. Астролог показал мне свои расчеты, строчки и столбики неопровержимых цифр. Это было бы самым подходящим местом, безо всяких сомнений.
А может быть, эти мои мысли суть последствия иного из его уравнений? Мне является мысль, что, может быть, он думает обо мне, что эти мысли могут мыслиться в его голове, не в моей. Мои мысли могут быть не более чем стезей, предписанной бесстрастным движением звезд.
