— Вам придется подписать этот протокол… прочтите… из него узнаете, в чем вас обвиняют.
Я прочла и удивленно посмотрела на Щенникова.
— Вы не находите, что это уж чересчур глупо? — спросила я.
Согласно протоколу меня и моих товарищей обвиняли в попытке «реставрации капитализма методом террора и диверсии».
— Вы думаете, я это подпишу? — спросила я.
— Раньше или позже подпишете, — устало уронил следователь.
— Но, товарищ следователь…
— Называйте меня… меня зовут Александр Данилович.
— Поняла. Постараюсь никак вас не называть. Послушайте, смотрите мне прямо в глаза и скажите, что вы сами верите в это… ну в эту чушь!
Щенников усмехнулся: «Черт побери, что я — круглый идиот, не понимаю, кто передо мной сидит?»
— Ладно, — добавил он, — вы сегодня устали. Все-таки арест — это травма, отправлю-ка я вас лучше спать» если, конечно, уснете… Постарайтесь уснуть. Завтра я вас вызову.
— Спасибо, — сказала я. — У меня к вам просьба: необходимо уведомить о случившемся маму, ведь она теперь от беспокойства с ума сходит.
— Не положено.
— Как не положено?.. Но ведь это жестоко. Одну ночь не явлюсь домой, другую, мама может подумать, что со мной случилась беда.
Щенников взглянул на меня с любопытством.
— У вас действительно беда, Валентина Михайловна.
— Какая же это беда? Я жива, здорова. Если хотите знать, мне даже очень интересно посмотреть, какие у нас тюрьмы, какие методы следствия…
— Ваша мама обратится в милицию, — перебил меня Щенников, — там ее надоумят, где вас искать…
Утром меня не вызывали, а вот после ужина, заглянув в камеру, осведомились, кто тут есть на букву «М»?
— Мухина, — отозвалась я.
— Собирайтесь к следователю. Быстренько.
У Щенникова я, к моему удивлению, застала нескольких молодых следователей; как я поняла, их прислали для ведения перекрестного допроса. Они удобно расселись на диване, на стульях и уставились на нас, как в театре.
Щенников вновь стал убеждать меня подписать протокол. Убеждал на всякие лады: и уговаривал, и угрожал.
Однако то один, то другой из молодых следователей-стажеров вставал, заходил за спину Щенникова, словно хотел посмотреть в окно, и незаметно делал мне красноречивые знаки: дескать, не подписывай.
Щенников обратился к следователям:
— Я что-то вас не слышу. — И стал раскуривать папироску.
Но перекрестный допрос явно не получался. Они что-то мямлили, тянули. Один ни к селу ни к городу стая рассказывать о том, как героически вел себя один из его подследственных, но спохватился, перевел разговор на то, почему мой следователь, которая меня арестовала, отказалась вести следствие.
