С капитаном «золотого» судна беседовал по радио начальник охраны, капитан считал вполне естественным для спасения двух тысяч шестисот заключенных и команды сбросить часть золота в океан. Начальник охраны не взял на себя такую ответственность и радировал самому Ежову… Ежов доложил о происходящем уже самому Сталину. Последний был слишком мудр, чтоб долго думать, и принял не столько соломоново, сколько иродово решение: корабль с золотом пусть следует за «Джурмой» на достаточном расстоянии, чтоб не загореться самому. Когда «Джурме» придет конец, команда пересядет на спасительный корабль с золотом (команды осталось всего двадцать три человека!), а груз… то есть заключенных, оставить на «Джурме» — гореть, взрываться или тонуть, что суждено. Капитан был потрясен…
— Но команда сходит последней, — возразил он, — и у нас не груз, а живые люди, наши пассажиры.
— У тебя не пассажиры, капитан, а зека. Это большая разница, — разъяснили ему…
Рассказав все это, Тамара Алексеевна еще горше заплакала.
Меня ни к селу ни к городу (крайне неуместно!!!) разобрал смех. Милая докторша вытерла слезы, увидев это:
— Валька, что ты здесь ухитрилась найти смешное?
— Значит, Он не считает нас за людей, — с горечью прошептала Маргарита.
— Успокойся, Ритонька, а крестьян он считает за людей? А рабочий класс? А интеллигенцию? Уничтожает лучших с особой яростью. Честно говоря, я боюсь за нашего капитана.
Я больше не смеялась, мне хотелось плакать. Утром нас перевели на палубу, и первое, что я увидела на горизонте, — корабль с золотом.
Он шел на довольно близком расстоянии; когда ветер дул в его сторону, искры нашего пожара почти достигали его.
О «мудром» решении вождя мы трое никому не говорили, но откуда-то всё узнали уголовницы (видимо, проговорились матросы) и рассказали остальным.
Некоторые не верили: «Ах, не мог Сталин наш любимый так поступить!..»
Уголовницы притихли и уже не плясали цыганочку. А потом было общее собрание, в нескольких метрах от нас, на этой же палубе.
Кают-компанию превратили в лазарет, чуть ли не половина корабля пылала яростным костром под стать этому великому морю.
Дым и пламя доставали до туч…
Капитан коротко передал команде решение Иосифа Виссарионовича.
— Я моряк, — сказал он просто, — я капитан и сойду с судна последним. Кто хочет, может отправиться сейчас на другое судно, лодки целы и сейчас будут спущены за борт. Подойдите к борту, кто уходит. Ну? Я жду…
Никто не сдвинулся с места. Матросы угрюмо молчали.
