Мужчина, стоя у дверей, смотрел на нее с высоты своего роста, озадаченный и встревоженный. Колдовство дело нешуточное, а если в нем, к примеру, замешан священник, то это вообще беда.
— Ну что ж, вставай! А скажи-ка, тебе, часом, все это не приснилось?
— Эх, кабы приснилось! — воскликнула женщина, поднимаясь с пола. — Проклятие пало на нас сразу же, как только мы с Паоло переступили порог этого дома. Разве так мы жили раньше? Ведь мы с Паоло миловались, как двое голубков. Но как только попали сюда, начался сущий ад. Мы тотчас же оба расхворались: у него заболело ухо, у меня — нога. И по сей день еще опухоль держится. Потом у нас пал конь, убили пса, куры дохнут, словно им подсыпают отраву. В очаг заползла змея. Но это все еще цветики, ягодки — впереди. Хуже всего то, что мы с Паоло теперь день и ночь ссоримся. Он уходит из дому и пьянствует, а я все плачу и плачу. Он твердит, что я его терзаю, а на самом-то деле все наоборот: это он меня изводит. Клянусь вам, мастер Антони, с тех пор как мы здесь поселились, не было у нас ни дня покоя. Вот и сегодня утром мы поругались, и он, уходя, грозился, что ноги его больше здесь не будет. Но он вернется, обязательно вернется, если мы снимем колдовские чары.
— А кто же мог заколдовать дом? — спросил мужчина, еще больше помрачнев.
— Кто? Вы еще спрашиваете кто? Да ведь все знают, что прежние хозяева, Пирасы, наложили заклятие на того, кто купит дом. А Мимия, та еще повсюду сыпала соль: это для того, чтобы из колодца ушла вода и весь сад высох. Все видели, как перед самым отъездом она, скрестив руки, призывала проклятие на дом. Раньше я не верила всем этим россказням, ну, а теперь убедилась собственными глазами. Но это еще не все. Мне приснилось, что она зарыла в доме что-то такое, что наводит на всех нас злые чары. Я уже копала у дверей, но там ничего нет. Нужно заглянуть под лестницу. Вы же знаете, чары действуют всего сильнее там, где наступаешь ногой. Но одна я не могу поднять ступеньки и поэтому позвала вас. Ведь я знаю, вы честный человек и добрый христианин, вы мне поможете. Пойдемте, мастер Антони.
И они идут. Хозяйка спускается по лестнице неуверенно, прихрамывая, кажется, будто ее тащут вниз против воли. Дойдя до последних ступенек, она крестится, испуганно оборачивается и ждет отставшего от нее мужчину. Озабоченный, встревоженный, мастер Антони следует за ней. Он идет медленно, осторожно, словно боится упасть, и машинально, наметанным глазом мастера отмечает прочность стен и ступенек и трещины на потолке. Говоря по правде, эта каменная лестница, сбегающая вниз, зажатая между высокими белыми стенами, при свете, падающем сверху из слухового окошка, имеет какой-то таинственный вид, кажется, будто она ведет в подземелье.
