Раздевшись, юноша стал трясти рубашку и выворачивать карманы. Видно, он хотел рассмешить нас, но это ему не удалось.
— А вы? — обратился я к девушке, которая стояла не двигаясь, о чем-то задумавшись.
Вдруг она взглянула мне прямо в глаза, и на ее лице вспыхнула злая усмешка:
— Плохо же ты меня тогда обыскивал! — сказала она, развязывая пояс платья.
И к ногам ее посыпалось великое множество всяких свертков и пакетов. А в свертках этих была контрабанда.
Каменный уголь
(Перевод Л. Завьяловой)
В этот день синьора поэтесса окончательно убедилась в том, что рабство еще существует.
Ее муж купил для парового отопления тонну каменного угля и распорядился, чтобы эта огромная черная гора сдвинулась с места и пришла к ним в дом. Он сделал это, во-первых, потому, что, когда его жена мерзла, она совершенно теряла свойственные ей мягкость и доброту, а во-вторых, потому, что он ее любил. Уже ушли в прошлое те времена, когда для того, чтобы согреть ее крохотные ручки уроженки Востока, ему достаточно было прижать жену к своему сильному телу рабочего и спрятать маленькие пальчики у себя под мышками, обдавая дорогую ему женщину жаром своей любви.
Когда уголь наконец привезли, на дворе уже стояла поздняя осень.
Занималось утро, такое ясное и прозрачное, словно оно было утром первого дня творения. Синьора только что сошла в сад полюбоваться его прелестью, когда служанка доложила ей, что повозка с углем прибыла.
Оказалось только, что уголь не был упакован в мешки, как это делали раньше, и поэтому возница не мог перетаскать его в подвал на своих плечах. Опасаясь, как бы повозка не испортила широкую аллею, которая вела от главных ворот к дому, синьора распорядилась въезжать не через парадный, а через черный ход. Оттуда повозка, не повредив садовых дорожек, могла подъехать к самому окну подвала, а там уже можно было сгрузить уголь вручную. Ну что ж, это только справедливо, что людям нынче не приходится гнуть спину под тяжестью чужого добра! Правда, теперь они требу ют за свой труд больше, чем в те времена, когда еще гнули спину, но все равно это справедливо! Как все настоящие поэты, в глубине души синьора исповедовала коммунистические идеи.
Чтобы не отрывать служанку от работы (ей бы только предлог, так и отлынивает от дела!), синьора сама пошла отворить черный ход.
Она распахнула ворота, и за ними открылся коротенький переулок. Зажатый оградами двух соседних домов, он полого спускался к пересекающей его улице. Между булыжниками, посеребренными утренним инеем, пробивались к свету упрямые зеленые травинки, гордые тем, что сумели прорваться сквозь стыки камней, которые погребли их под собою. Внизу, в конце переулка, показалась красноватая повозка с горой черного угля. Ее тащила лошадь темной масти, не слишком крупная, но сильная, с большой головой и мохнатыми ногами, — должно быть, помесь першерона с какой-то другой породой. До половины пути все шло хорошо. Возница спокойно вел лошадь под уздцы, а синьора спокойно наблюдала за ним из сада. В окно высунулась было служанка с метелочкой из перьев в руке (рука была такая большая, что метелка в ней казалась цветком!), но хозяйка одним жестом заставила ее скрыться. Ибо если живший в ней поэт был коммунистом, то как хозяйка дома она была свирепее фашиста!
