– Шучу, – успокаиваю его я. – Но что нам с этим чудом делать?
– Я бы подыграл Ватикану, – пожимает плечами генерал. – Нам от этого зарегистрированного чуда ни холодно ни жарко. Зато посольству Ватикана прибавится работы. Да и вообще, паломники будут приезжать, будет развиваться местный религиозный туризм. Для этого забытого Богом района такое чудо как раз весьма своевременно произошло.
– Хорошо, но чудо должно оставаться чудом. Я имею в виду, что никто не должен разнюхать, что огород вскапывал я. Если это действительно то самое место.
– Понял, – кивает Светлов. – Да, и последнее. С «Чужими руками» надо заканчивать. По моим данным, российские коллеги собираются сплавить нам двух олигархов и нескольких политиков под видом коррумпированных госслужащих. Политиков и олигархов охраняют намного серьезнее, чем всякую губернаторскую шушеру. Можем подставить наших ребят.
– И Украину, – говорю я, и в моей голове вся история с картофельным чудом уходит на второй план. – А как нам выйти из этой игры?
– У меня есть пара соображений. Но для этого нам надо потерять всех наших нелегальных арестантов.
– Как потерять?
– Ну так, чтобы они никогда и нигде больше не всплыли.
– Но это негуманно.
– Вот поэтому я бы и не хотел вас посвящать в подробности. Мне хватит простой отмашки. Мол, вы полностью полагаетесь на мой опыт и гуманизм. – Зрачки Светлова опять увеличились и смотрят на меня пронзительно.
– Я полагаюсь на тебя, – произношу я.
На лице генерала улыбка. Он расслабляется.
– Послушай, а если русские сами раскроют операцию «Чужие руки»?
– Тогда мы, наконец, поймем, куда делись запорожские чиновники. Сами-то мы об этой операции ничего не знали.
Свой бокал «Хэннесси» я допиваю уже в полном одиночестве. Генерал ушел как всегда вовремя. От визитов генерала Светлова обычно остается отличное послевкусие.
Киев. 13 мая 1985 года.
Странная эта жизнь! Вот недавно потерял где-то свои часы. Прошло, может, пару недель, и сегодня, прямо на автобусной остановке, нашел другие. Стекло, правда, треснутое, но идут, тикают. Поднял с земли, уточнил у прохожего время, завел и надел на запястье. Хорошо, что ремешок у часов кожаный.
Над головой солнце, но ветер дует непривычно прохладный. Хотя небо чистое, ни одной тучки.
«Ничего, – думаю я. – Еще рано, только восемь утра. Скоро солнце ветер нагреет, и будет он теплый и ласковый».
В руке у меня объемистая сумка. В ней «разводной» наряд для Давида Исааковича: серый костюм, белая рубашка, черный галстук и коричневые туфли. Мама Миры просила, чтобы мы со стариком уже к десяти были у ЗАГСа. Времени достаточно, должны успеть.
