Я ослабил узел галстука. Позвал помощника и дал ему несколько указаний. Пускай теперь тут остается Коля Львович и дергает эту паутину за ниточки. Я устал. Я даже спать хочу больше, чем есть.
Но дверь открывается и пред мои очи является Коля Львович с озабоченным выражением лица.
– Господин президент, у вас сегодня ужин!
– С кем?
– С Майей Владимировной.
У меня нет слов. Точнее, они есть, но мне не хочется потом долго полоскать рот. Эти слова оставляют противное послевкусие. Я просто смотрю ему в глаза, и по моему взгляду наверняка понятно, что я о нем думаю.
– Сергей Павлович, это же у вас дома. Только полчаса. Она и так в плохом расположении духа. У нее в спальне проводка сгорела.
– Заменили?
– Нет, для этого нужен человек, способный не разглашать тайну, а за электриков я поручиться не могу.
– Тогда пусть министр энергетики лично меняет.
– Это ваше распоряжение? – уточняет Коля Львович.
– Да, – киваю я. – И еще, если завтра свет лампы будет снова дрожать, я с твоей Майей Владимировной больше никогда ни завтракать, ни ужинать не буду!
Глава администрации замирает в полном недоумении. Его гладко выбритый подбородок опускается.
– Иди-иди! – я указываю ему на дверь.
Киев. Апрель 1985 года. Вторник.
– Ты что? – Я удивленно смотрю Мире в глаза. – Там же сейчас грязи по колено!
– Но это очень важно, – повторяет Мира и обеспокоенно смотрит на мои польские полусапожки с разъехавшимися молниями. – Потом вернемся к нам, и я тебе их отмою!
– А самого меня кто отмоет?
– У нас есть горячая вода, – говорит она, а в глазах уже не просьба, а мольба.
– Ну да, – я все еще мотаю головой, – очередь из десяти соседей!
Но уже через пару минут я сдаюсь. И мы сначала заходим в гастроном, где она покупает на десять рублей колбасы, сыра, городскую булку за двенадцать копеек, коробку зефира. Она еще хочет купить барбарисок, но тут я ее останавливаю.
– А пить? – спрашиваю я. – Что пить он будет? Чем он будет колбасу твою запивать?
– А чем колбасу запивают? – В лице Миры вдруг прорезается что-то овечье, какая-то естественная, что ли, глупость.
– Хотя бы портвейном. Летом можно и пивом, но сейчас ведь зима!
Мира раздумывает несколько мгновений, потом мы подходим к винно-водочному прилавку. Она сосредоточенно пересчитывает мелочь на ладони, потом поднимает глаза и осторожно, с очевидным непонимаем дела водит взглядом по бутылкам. Здесь она беспомощна, как младенец.
– Вон ту, – показываю пальцем на бутылку. – Ту надо брать.
