Развлечение отвлекло Антона от поедания осетрины. Утолив голод, он повеселел, жевал вяло и вздрогнул, когда ладонь Удачи тронула плечо. Тот был серьёзен, не глянув на еду, кивнул ему на выход. С видимой неохотой поднявшись из-за стола, парень отправился следом за ним и хозяином, но голова его, будто сама собой, поворачивалась назад, так что он споткнулся на пороге, едва не выронил сумку с прихваченными у воеводы деньгами. Это отрезвило его, он припомнил об опасностях промедления и быстро вышел наружу, к ночной прохладе, которая согнала с него сытую расслабленность души и тела.
Полумесяц и звёзды высвечивали всё подворье. Возле закрытого ставнями окна Удача расплатился с хозяином за дневное пребывание.
– Позаботься о кобыле и седле, – негромко сказал он владельцу постоялого двора. – Если вернусь к весне, щедро заплачу за прокорм и уход. Если же не вернусь к цветению яблонь, продашь её.
– Конечно, конечно, – заторопился согласиться на выгодное предложение хозяин. – Как за собственным дитём присмотрю.
– Да смотри, не болтай, что я собираюсь забрать её, – холодно предупредил Удача. – Я не хочу, чтобы об этом прознали мои недруги и ждали меня здесь. Ты понял?
Предупреждение не вызвало у хозяина двора восторга. У него на лице отразилось подозрение, что предложение оказалось не столько выгодным, сколько опасным, и он выдавил из себя:
– Понял.
Удача не стал ничего говорить о связанном гонце, полагая, что хозяина двора это может совсем напугать и вызвать ненужный до утра шум, а когда гонца обнаружат, ему уже будет не выгодно болтать лишнее. Хромоногий сторож с недоверием выпроводил странного постояльца с подозрительным спутником на мрачно безлюдную площадь, намеренно шумно запер калитку и перекрыл её толстой перекладиной, явно намекая, что больше не откроет её ни на какие уговоры, ни за какие посулы.
Они же кратчайшим путём направились к речному берегу и без происшествий вышли узким переулком к прибрежному обрыву. Пригибаясь и высматривая ночных сторожей, один за другим спустились крутой тропкой к песчаной отмели выше пристани. Вдоль пристани вытянулись в ряд тёмные облики кораблей со спущенными парусами, стругов с выбранными вёслами, челнов и небольших лодок у их боков. Все вместе суда и судёнышки казались погружённым в сон стадом водных чудовищ: самцов, маток и детёнышей. На них не различалось ни одной бодрствующей души. Оба беглеца живо разделись, собрали вещи в узлы и, стараясь не потревожить всплесками речную тишину, нагишом вошли в холодную воду.
