– Это все, что у нас осталось, – наконец сказал он. – Наши присяги. Наша верность. Это тот цемент, который еще сдерживает разваливающуюся систему. Но чего это стоит? Насколько это прочно? Все это тоже потихонечку исчезает.
– Неправда! – выдохнула Элеонора.
– Разве Мур верен Веррику?
– Нет! Поэтому мы и расстались. С ним и с его теориями. Он только им и верен, им и Гербу Муру. – Ее хорошенькие черты исказила ярость. – Меня тошнит от этого.
– И Веррик неверен своей присяге, – осторожно сказал Бентли. Он попытался оценить реакцию девушки, но ее лицо стало каменным и бесцветным. – Не только Мур, не надо все валить на него одного. Он стремится к тому, что может ухватить. Точно так же поступают и все остальные. И Риз Веррик не исключение. Любой из них отбросит в сторону свою присягу, чтобы оттяпать лишний кусок пирога, захватить место получше. Это часть общего стремления наверх, и ничто их не сдержит на этом пути. Когда все карты будут раскрыты, ты сама увидишь, как мало стоит верность.
– Веррик никогда не предаст! Он не допустит падения людей, которые на него положились!
– Он это уже сделал. Он нарушил моральные нормы, когда принимал мою присягу. Ты это сама знаешь, ты в этом тоже замешана. А я присягал, полностью доверяя верховному крупье.
– Господи, – устало сказала Элеонор. – Ты этого никогда не забудешь. Ты злишься, потому что считаешь, что из тебя сделали дурака.
– Это серьезнее, чем ты хочешь представить. Тут проявилось истинное лицо нашей структуры. В один прекрасный день ты сама все поймешь. А я знаю уже сейчас, и готов ко всему. Что еще можно ждать от общества игр, лотерей и убийц?
– Не надо винить Веррика. Отбор был введен много лет назад, когда система начала руководствоваться М–игрой.
– Веррик даже не собирается следовать правилам Минимакса. Наоборот, он хочет разрушить их своей стратегией с Пеллигом.
– Но это сработает. Разве нет?
– Вполне возможно.
– Так на что же ты жалуешься? Разве это не главное? – Она с жаром схватила его за руку. – Брось, забудь про это. Черт, ты слишком много думаешь. Мур слишком много говорит, а ты слишком много думаешь. Наслаждайся жизнью, завтра будет великий день.
Элеонора налила выпивку и поднесла один стакан Бентли.
Он мрачно прикладывался к стакану, а она пристроилась рядом на диване. Ее темно–рыжие волосы поблескивали в полумраке. Элеонора поджала под себя ноги. Две свинцового цвета точки на ее висках стали уже менее заметными, но еще не пропали. Прижавшись к Бентли, она тихо спросила:
