— Что мне надо делать? — спросила она у тети Аны.
— Джим тебе покажет, — осторожно ответила та.
Возможно, на мгновение перед ней вновь встало жадное лицо мистера Киммела, когда тот засунул свои руки под ее платьице. Она все же улыбается.
Она похожа на сахарную конфетку Рядом с ней Джим Дагерти без усов, в черных брюках и белом пиджаке с маленьким галстуком-бабочкой выглядит моложе своей жены. Или это она уже выглядит старше. Гостей мало, в основном со стороны жениха. Со стороны невесты нет никого, кроме Аны Лоуэр, отведшей ее к алтарю. Добрая тетя Ана, которую Норма Джин прижимает к своему сердцу. Ей кажется, что она обязана ей всем. На какой-то момент на нее накатывает грусть: она думает о своей несчастной матери, запертой в лечебнице, о Годдардах, в частности, о тете Грейс. Ее отсутствие — словно второе отречение матери, но Норма Джин старается поскорее отделаться от этого ощущения. Грейс все устроила с матерью Джима, а тетя Ана оплатила расходы на небольшой банкет.
Новобрачная улыбается и заикается, опирается на твердую руку своего супруга, который горд показаться с такой хорошенькой женой. На эстраде оркестр заиграл танцевальные мелодии. То тут, то там раздаются голоса, приглашающие Норму Джин потанцевать. Танцевать? Эту запуганную, неотесанную бедняжку с неловкими движениями и слегка глуповатым видом? Норма Джин не заставляет себя упрашивать. Она вскакивает на эстраду и отдается ритму. Перед ошеломленным взглядом гостей предстало воплощение чувственности, источающее сладострастие. На эстраде новобрачная обнажилась, не подозревая того. Она танцует с непосредственностью своих шестнадцати лет, не замечая озадаченной неловкости Джима, загоревшегося взгляда музыкантов. Она танцует весь вечер, всю ночь. Неутомимо. Никто не может ей запретить. Это ее свадьба. Стоя перед эстрадой, Джим Дагерти смотрит на женщину, которую только что взял в жены, на девочку, истосковавшуюся по любви, которая зовет его «папочкой» и в тело которой (несомненно, женское) как будто вселился дьявол. Кое-кто шепчет ему, что ему чертовски повезло и дома скучать не придется. Это лишь один взгляд на будущее. Но он говорит себе и о том, какая ответственность вдруг свалилась ему на плечи, и непросто будет каждый день держать все это под контролем.
Джим не ошибся. Очень быстро он заметил, что в Норме Джин есть нечто неуловимое, а главное, ненасытное, чего ему никогда не понять. Очень быстро он осознал, что наивные, детские и трогательные черты юной девушки — всего лишь внешнее проявление ее неприспособленности к миру. Когда она покупает энциклопедии у всех разносчиков, которые звонят к ним в дверь, потому что жаждет знаний и чувствует себя невеждой, это еще ничего. Но когда она приводит в гостиную корову, чтобы защитить ее от дождя, потому что та совсем одна среди поля, это уже не столько смешно, сколько трогательно. И Джим ничего не может возразить, иначе она расплачется или придет в неистовую ярость. Иногда это сильнее его, и они ссорятся на чем свет стоит. Это непросто. Норма Джин не умеет готовить, вести хозяйство или поддерживать беседу. Она любит спать, много спать среди дня (можно подумать, наверстывает годы бессонницы) и часами бесконечно выбирает платье, когда им доводится идти куда-нибудь вечером, что сильно действует Джиму на нервы. Сколько времени она может проводить в ванной, наряжаясь, прихорашиваясь, просто представить себе невозможно. С ума можно сойти. Во всяком случае, сам он предпочитает ее без косметики. Конечно, есть и хорошие стороны. Находить по утрам наивные и трогательные любовные записки Нормы Джин рядом с чашкой кофе, заниматься с ней любовью в любое время, где угодно, потому что ей это нравится, в основном во всяких несуразных местах, прямо на природе, где они больше всего рискуют быть застигнутыми, или смотреть, как она умиляется при виде чуда проклюнувшегося ростка, дерева, животного. В такие дни Джим говорит себе, что он счастливый, могущественный человек. Он чувствует себя любимым, обожаемым очаровательной женушкой, на которую многие западают, а у нее есть только он, и она всегда будет обязана своему «папочке» тем, что он для нее сделал.
