Наступила мертвая тишина.
До настоящей минуты Дэнни лелеял смутную надежду, что когда отец станет свидетелем твердости его убеждений, то в конце концов сдастся и уступит.
Однако Артур Росси был тверд как кремень.
— Дэн, мы живем в свободной стране. И ты имеешь право поступать в любой университет, какой тебе захочется. Но и у меня есть свобода выразить свое несогласие. Поэтому я принимаю решение не платить ни пенни по твоим счетам. Поздравляю, сынок, отныне ты предоставлен сам себе. Ты только что объявил о собственной независимости.
На мгновение Дэнни смутился и растерялся. Но затем, вглядываясь в лицо отца, он вдруг понял, что вся эта история с Маккарти была лишь предлогом. На самом деле Артуру Росси просто на него наплевать.
А еще он понял: пора изжить свою детскую потребность в одобрении этого человека.
Ибо теперь он узнал, что никогда ее не получит. Никогда.
— Ладно, папа, — сипло прошептал он, — если тебе так хочется…
Он развернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Сквозь закрывшуюся следом тяжелую дверь он услышал, с какой силой отцовский кулак ударил о письменный стол.
Как ни странно, но он почувствовал себя свободным.
радость он пел, и радостью чистой
звездное сердце его управлялось,
радостью чистой до самых запястий
снова наполнит он сумерки.
…
его плоть — это плоть, его кровь — это кровь;
ни один голодный не стал бы внимать его словам;
ни один увечный не стал бы ползти ту милю
вверх по холму, увидеть бы только, что он улыбнулся.
Эдуард Эстлин Каммингс[2], выпуск 1915 года
Он был самым настоящим золотым мальчиком. Высоким, светловолосым Аполлоном — его обаяние притягивало женщин и восхищало мужчин. Он преуспевал во всех видах спорта, чем бы ни занимался. Учителя обожали его, поскольку, несмотря на бешеную популярность, он был вежлив и почтителен.
Короче говоря, подобные юноши встречаются крайне редко, и любой родитель мог бы только мечтать о таком сыне, а любая женщина — о таком возлюбленном.
Так и хочется сказать, что Джейсон Гилберт-младший был воплощением «американской мечты». Разумеется, многие люди думали именно так. Но внутри, под этой ослепительной внешностью, скрывался единственный небольшой недостаток. Трагический изъян, доставшийся ему по наследству от многих поколений его предков.
Джейсон Гилберт родился на свет евреем.
Его отец приложил немало сил, чтобы скрыть этот факт. Джейсон Гилберт-старший благодаря синякам и шишкам, которые он получал в своем бруклинском детстве, давно уяснил, что быть евреем — значит обрекать себя на трудности, которые не позволяют свободно вздохнуть. Жизнь была бы намного лучше, если бы все вокруг считали себя просто американцами.
