— Увы, сударыня! — упав на колени, воскликнул аббат. — Я уверен, мое имя слишком хорошо известно вашему высочеству, и я охотно отдал бы половину своей крови, чтобы не произносить его больше никогда! Но вы правильно сказали, сударыня, я уже слишком далеко зашел. Так знайте же: я — тот самый несчастный аббат де Ганж, преступления которого вам известны и о котором вы не раз упоминали сами.
— Аббат де Ганж! — с ужасом вскричала графиня. — Вы — тот самый гнусный аббат де Ганж, одно имя которого заставляет человека вздрогнуть? Выходит, это вам, убийце и негодяю, мы доверили воспитание нашего единственного сына? О сударь, было бы лучше и для вас и для нас, если бы вы солгали, потому что если вы сказали правду, то я сию же минуту велю вас арестовать и отправить во Францию, где вы будете казнены. Но если вы не солгали, вам следует покинуть не только этот замок, но и город и княжество тоже; я и без того до конца дней буду мучиться всякий раз, когда вспомню, что провела с вами под одной крышей восемь лет.
Аббат хотел было возразить, но графиня говорила так громко, что юный принц, которого учитель посвятил в свои намерения и который подслушивал под дверью, поняв, что дело его учителя приняло скверный оборот, вошел в комнату, чтобы попытаться успокоить мать. Она была так напугана, что машинально привлекла его к себе, словно полагаясь на его защиту, и сколько он ни умолял, сколько ни просил, единственное, чего он добился, — это позволения для учителя беспрепятственно покинуть замок и отправиться хоть на край света, но только при одном условии: никогда больше не показываться на глаза графу и графине цур Липпе.
Дело кончилось тем, что аббат де Ганж уехал в Амстердам, где стал учителем языков; вскоре возлюбленная разыскала его, и они обвенчались. Ученик, которому родители, даже открыв истинное имя Ламартельера, не сумели внушить такое же отвращение к учителю, какое испытывали сами, поддерживал аббата, когда было нужно, деньгами; это продолжалось до тех пор, пока его жена не стала совершеннолетней и не вступила во владение кое-какими принадлежавшими ей средствами. Вскоре правильная жизнь аббата и его ученость, которую он углубил посредством долгих, кропотливых занятий, позволили ему вступить в евангелическо-протестантскую консисторию[14], где он и скончался, прожив образцовую жизнь, и один Бог знает, было то лицемерие или раскаяние.
Что же касается маркиза де Ганжа, то во исполнение приговора его довезли до границы Савойи и там отпустили на свободу. Проведя два-три года за границей, чтобы дать забыться трагедии, в которую он был замешан, маркиз вернулся во Францию, а поскольку г-жа де Россан к тому времени умерла и преследовать его было некому, маркиз вернулся к себе в замок Ганж, где стал вести весьма уединенную жизнь. Однако г-н де Бавиль, интендант
