Нутро любого человека | страница 39



В дверь позвонили, Х-Д вернулся в сад с женщиной, которую я с ним уже видел — в прошлом триместре, на автобусной остановке. Хорошенькая, смуглая, с красиво изогнутыми, четко очерченными бровями. Он представил ее как Цинтию Гольдберг.

— А это Логан Маунстюарт, — сказал он. — Мы ожидаем от него великих свершений.

Она смерила меня пронизывающим взглядом и повернулась к Х-Д.

— Джеймс! — сказала она. — Ну можно ли возлагать на человека такое ужасное бремя? Я теперь до конца дней буду выискивать его имя в газетах.

— Маунтстюарт нуждается в бремени, — ответил Х-Д.

— Сказал он, когда у верблюда сломалась спина, — добавил я.

Они рассмеялись, и я на миг ощутил себя до нелепого довольным, утонченным, — сумевшим рассмешить этих взрослых людей, как будто я им ровня, — а следом меня пронизало теплое чувство к Х-Д, к ироничному, отстраненному интересу, который он ко мне проявляет. Возможно, он прав: только в таких отношениях и может состоять школьный учитель со своим подопечным — стимулирующих, провоцирующих, испытующих, но при всем том искренних.

И Боже, какое же сильное впечатление произвела на меня Цинтия Гольдберг! Х-Д ушел за хересом, и она предложила мне сигарету. Я почти решился принять ее, но все-таки отказался, сославшись на то, что это против школьных правил.

— Вы не разрешаете мальчикам курить? — спросила она, когда вернулся Х-Д. — Бедный Логан говорит, что это запрещено.

— Бедный Логан и так курит достаточно. Вот…

Он вручил мне стакан светлого хереса. Потом поднял в знак поздравления свой и объяснил насчет именной стипендии Джизуса. Мы чокнулись. Цинтия, насмешливо прищурясь, сказала:

— Так он еще и умный, к тому же.

Вечер получился волшебный. Х-Д курил трубку, Цинтия — свои сигареты, а я, пока мы болтали о том, о сем, выпил три стакана хереса. Позднее солнце подсвечивало с тылу свежую листву яблонь, обращая ее в сияющую, лимонно-зеленую; над нашими головами проносились, снижаясь и сворачивая, стрижи. Цинтия Гольдберг — концертирующая пианистка, „бедная и голодающая“, сказала она. Я нахожу ее бесконечно, волнующе прекрасной — интеллигентной, светской, одаренной. О, что же это за мир, в котором живет Цинтия Гольдберг! Во мне разгорается ревность к Х-Д, — к тому, что он знаком с нею, что она составляет часть его жизни. (Они любовники? Может ли это быть?). И что запомнит она из нашей встречи? Скорее всего, ничего. Кто? Маунт-как? А, школьник. Школьник. Иисусе-Христе, поскорей бы уже началась моя настоящая жизнь, — пока я не умер от скуки и разочарования.