В конце концов, мы решили укрыться в кафе и нашли одно — с застекленной верандой, — и выпили там несчетное количество чашек кофе. Люси писала открытки знакомым, а я сражался с Рильке. Мне хочется научиться говорить по-немецки, однако язык этот выглядит пугающе сложным: если бы только можно было с минимальными усилиями добиться приемлемой беглости речи (я больше ни о чем не прошу). Возможно, я не лингвист… У меня вдруг прорезалась любовь к английской кухне: к пирогам с телятиной и свининой, к бараньей лопатке с луком, к пудингу с джемом. Мы съели по куску кекса и решили вернуться домой пораньше.
В пансионе никаких признаков мамы не обнаружилось. Поэтому мы с Люси отправились в санаторий, повидаться с отцом, весь день принимавшим ванны и души из соленой воды. После этих процедур он какое-то время выглядит здоровым, почти оживленным — пятна румянца на щеках, яркие глаза. И все же, должен сказать, что с прошлых каникул он сильно исхудал, а по утрам кажется измотанным, усталым. Говорит, что почти не может спать, что-то странно сжимает грудь. Впрочем, аппетит у него по прежнему хороший, сыр, ветчину и ржаной хлеб фрау Дилендорфер он уплетает с видом человека отчаянно проголодавшегося.
Мы увидели нечто странное. Приближаясь к парадному портику санатория (похожему на вход в провинциальный музей), мы приметили стоящую на ступенях маму, а рядом с ней — рослого мужчину в макинтоше и фетровой шляпе, они о чем-то оживленно беседовали. Когда мы подошли поближе, мужчина удалился. Мама явно удивилась, обнаружив, как рано мы вернулись из Инсбрука. Не умеет она изображать беззаботность, мама, — гнев, да, а безразличие нет.
— Что вы здесь делаете? — произнесла она сердитым, вопреки ее стараниям, тоном. — Вы провели в Инсбруке всего два часа? Только деньги зря потратили.
— Кто это был? — спросил я, немного вызывающим, готов признать, тоном. — Доктор?
— Нет. Да. В своем роде. Э-э, а-а, он врач. Да. Я просила у него совета. Он мне очень помог.
Лгала она так неумело, что мы с большим трудом удержались от смеха. Позже, сличив наши подозрения и догадки, мы с Люси пришли к выводу, что это был поклонник. Рад сообщить, что настроение Люси, после того, как мы поймали маму на вранье, улучшилось. Мы с ней сыграли в салоне партию домино, а перед сном она позволила поцеловать себя (но только в щеку).
Пятница, 25 апреля
Провел утро в надрывных усилиях — катал отца по Бад-Ригербаху в кресле на колесах. Управляться с таким креслом, толкая его только одной рукой, немыслимо трудно. Отец пытался сам крутить колеса, но я попросил его прекратить, — подобная трата сил обращает все катание в бессмыслицу. В итоге, мы остановились на маленькой площади, рядом с почтовой конторой, и я почитал ему статьи из „Таймс“, номер за прошлую среду. Он был тепло укрыт да и день стоял не холодный, и все же каждый раз, как я опускал на него взгляд, мне начинало казаться, что он измучен, что ему неудобно.
