Все это Ами и я подмечали, посылая на разведку по залу долгие любопытные взгляды, а когда осмотр закончился, мы оба удовлетворенно и радостно улыбнулись: мы не были больше зелеными новичками, а стали такими же опытными и пресыщенными, как и прочие завсегдатаи. Те же воспринимали нас отныне с пониманием и симпатией — симпатией, которая, благодаря некоторым чертам внешности Ами, явно росла и постепенно возвышала нас, переводя в другую категорию и ставя над прочими посетителями. Мы одержали победу. В ресторанном, устроенном в соответствии с системой Птолемея мире нас принимали как почетных гостей.
Компания Ами сидела вдалеке и вряд ли могла нас видеть, мы же очень хорошо могли наблюдать за ними в зеркале, висевшем на колонне перед нашим столиком. Я с удовлетворением отметил, что выглядели они довольно скучными, и с удовольствием сообщил бы об этом Ами, но она была поглощена изучением меню, и я не решился ее отвлечь.
Вдруг она отшвырнула меню в сторону:
— Я хочу танцевать.
— Но ведь ты только что жаловалась на усталость, — нашел я самую неподходящую отговорку. — Мы уже давно не танцевали, — добавил я, извиняясь, видя, что она выпрямилась и встала. — Пойдем.
Стоит ли говорить, что в ресторанах, где есть площадка для танцев, при вступлении на нее вам приходится совершать тот же процесс ассимиляции, что и при вхождении в ресторан. Танцевальная площадка, строго отграниченная от окружающего ее зала со столами и стульями, — это тоже мир в себе, пусть и с менее пуританскими правилами для новичков. Так что на танцплощадке вы можете позволить себе некоторые вольности, которые недопустимы за ее пределами и которые, в крайнем случае, можно оправдать теснотой, скользким полом или чем угодно еще. Как ни странно, но здесь меньше опасности показаться смешным, чем когда сидишь за столиком. Поскольку те, кто сидят, всегда рассматривают тех, кто танцует, с явной завистью, это ослабляет их способность к критике и позволяет им проявлять снисходительность к таким смертельным грехам, как столкновение двух пар или соскочившая в самый решающий момент дамская туфелька.
Но как уже говорилось: у танцплощадки свои правила и они требуют абсолютного подчинения с самого первого шага. Нарушения караются незамедлительно, стоит вам сбиться с такта или наступить даме на ногу. Даже если публика выказывает добродушие, оркестр бесцеремонно вмешивается, и саксофоны хохочут так, что вы готовы провалиться сквозь землю. Квинтэссенция этих правил, которые следовало бы вывешивать на стене в каждом ресторане, где есть танцплощадка, состоит в том, что во время танца надо выкинуть из головы любые мысли или даже их зародыши, то есть попытаться привести свой мозг в состояние размягчения и пассивности. Поэтому-то во время танца и запрещено разговаривать, а уж если молчание невозможно, следует ради всего святого избегать серьезных разговоров, но ограничиваться легкой, лишенной логики беседой, которая не мешает телу свободно следовать музыке.
