— А ты, Тина?
— Я?.. — Тина почему-то смутилась, быстро глянула на мать и Нателлу, хитро — на меня. — Я не знаю. Я еще не решила.
— Но ведь ты о чем-то мечтаешь?
— Тина мечтает научиться хорошо готовить и быстро стирать пеленки, — улыбнулась Нателла.
— Ну и что в этом плохого? — Тина зарделась.
— Ничего. Только это не мечта… — Нателла задумалась. — Это — надежда.
— Тина мечтает быть любимой любимым мужем и детьми, — очень серьезно сказала Нина. — Об этом мечтает каждая девушка, но все — тайно, а моя Тиночка — откровенно.
— Это — святая мечта, — сказал Вахтанг. — Библейская.
— Библейская, — почему-то задумчиво сказала Нателла и вздохнула. — Вы очень точно определили это, дядя Вахтанг.
Утром следующего дня Вахтанг где-то раздобыл приятеля с машиной, который повез нас в горы недалеко от Тбилиси. Там стоял древний храм, которым гордилась вся Грузия. Храм действительно был стар и богат всяческой историей, а его настоятель угощал нас отличным вином и не менее отличным сыром. Он с тревогой расспрашивал о молодежном митинге, но мы не могли ничего толком ему рассказать, а потому на обратном пути решили посетить продолжавший шуметь митинг.
Вернувшись, мы прошли по проспекту Руставели. Митинг теперь располагался напротив Дома правительства, перед которым проспект образовывал нечто вроде четырех-угольной площади, заполненной молодыми. Они не стояли, как во дворе университета, а, разбившись на кучки, сидели на этой площади и уходить отсюда, по всей видимости, скоро не собирались. Их веселое настроение, песни, перезвон гитар были фоном звонкого молодежного праздника для себя самих… Я немного потолкался среди них, и мне показалось, что собрались они тут отнюдь не в целях политических. И даже кое-где развешанные лозунги не создавали ощущения протеста, а антисоветскими их можно было считать только с большой натяжкой. Это была форма их весеннего непослушания, поскольку музыка, песни и танцы выражали всего лишь бьющую через край юношескую радость. Что-то тут было от карнавала, и пусть кто-нибудь попробует обнаружить политическое содержание в бразильских или итальянских дерзких уличных шествиях.
Я сказал об этом Вахтангу, когда мы наконец-таки вылезли из шумной толпы. А он вздохнул озабоченно:
— У нас не Бразилия с Италией, дорогой. У нас — «по четыре в колонну, шагом марш на праздник!..» Вот что у нас.
— Ты начал беспокоиться? С чего вдруг?
— С того, как эти… — поискал он слово, — длинноиграющие люди молодежь за собой увели. Ну, шумели они в своем дворе, чтоб на лекции не ходить, ну, собственной смело-стью восторгались, ну и никого это особенно и не трогало. А когда их на площадь перед Домом правительства перетащили с прежним зарядом, дело совсем другим обернуться может.
