- Значит, страх и тебя гложет? Боишься Христа-то?
Голос издал какой-то звук, похожий на смешок.
- Как ты думаешь, кто я?
- Известно кто - Нум-Торум, здешний Господь. А вернее будет сказать, бес.
- А может, я и есть Христос, только югорский?
- Не болтай! Христа распяли за грехи наши...
- Что с того? Распяли, а потом воскрес. И вознёсся на небо.
Боярин засопел.
- Ты - властелин местной погани. Мне ты не страшен. Всё равно новгородская секира сильнее ваших кудесников будет. Скоро придут сюда лесорубы и снесут ваши капища и священные рощи. Помяни моё слово...
Голос опять насмешливо кхекнул.
- Помяну, Завид, обязательно помяну. Но и ты его не забывай, когда люди твои отрекаться от своей веры станут.
- Врёшь! Не бывать тому!
- А пошто тогда оберег языческий носишь? Тянешься ты душою к нам, древним владыкам.
- Оберег этот мать дала. Память это...
- На память не молятся, Завид. Память лелеют. Не лукавь со мной. Ведь я и есть твой страх.
- Ты - идолище богомерзкое, вот кто! И я плюю на тебя.
Боярин набрал в рот слюны и харкнул. Плевок подлетел и упал ему на лицо. Звёзды мгновенно исчезли, словно кто-то дунул на свечи, и боярин погрузился во тьму. Ошеломлённо озираясь, он выпростал вверх руку, поводил ею в темноте, затем вытянул её в сторону и упёрся пальцами в тряпичную стену. Всё ясно. Он в чуме. Но откуда взялось звёздное небо?
Завид стёр слюни со щеки, сел, потёр тяжёлую голову. Перед глазами запрыгали искорки, накатила и спала красная пелена. Он откинул полог, вдохнул морозный воздух и на четвереньках выполз наружу. По снегу метались корявые тени. Багровые отсветы ложились на утрамбованную днём поляну. Боярин помотал головой, соображая. Кругом торчали чумы, меж них теснились нарты и олени. По всему выходило, что он в новгородском стане.
До его уха донеслись обрывки разговоров.
- Славно горит!
- Кто поджёг-то? Наши что ль?
- Гадай теперь! Вроде, бьются там...
- Да почём знаешь? Может, запалили ненароком!
- А с чего зырянин тут голосил? Не слыхал, что ль?
- Да он дивный. Одно слово - чудин.
Завид Негочевич тяжело поднялся на ноги, поглядел на зарево, дрожавшее над кромкой леса. Багрово-розовый шар, не опадая, подпирал собой звёздную пропасть, словно само солнце решило выбраться из подземной реки прежде срока и рвалось вверх, выжигая себе путь в громадном плаще Этпос-ойки - владыки ночи.
