прежних шаманов.
Кан подошёл к столу, отцепил от пояса мешочек и с громким звоном высыпал на блюдо монеты. Пам вскинул брови, тоже приблизился к столу, обратил внимательный взор на Унху.
- Видно, тяжкое бремя ты взвалил на себя, коль принёс столь щедрое подношение. Что тебя терзает?
- Сегодня вечером ты будешь камлать, выспрашивая у духов, угодна ли им война с русью. Я хочу, чтобы духи прислушались ко мне, чтобы они разделили мои устремления. Пусть духи скажут всем хонтуям, что мой выбор богоугоден. Сделай это для меня, Кулькатли.
- Как могу я, презренный смертный, склонять к чему-то высшие силы?
Кан схватил шамана за плечи, крепко сжал их длинными пальцами.
- Ублажи их. Заставь владык помочь мне. Ради этого серебра, ради собственной жизни, ради предков!
- Мне не дано предугадать желания духов, - кротко ответил шаман, отстраняясь от него.
Кан насупился.
- Что же ты хочешь от меня? Получить земное воплощение Колташ-Эквы[28]? Засыпать твой дом песцовыми шкурами? Добыть сотню серебряных блюд для святилища? Говори.
- Я спрошу у духов, что им по вкусу, - тонко улыбнулся пам.
- Спроси. А заодно передай духам и демонам, что если русь победит, им солоно придётся от новгородского бога.
Унху направился к выходу. У самой двери обернулся.
- Не для того я получал канский пас, чтобы подставить выю под новгородский меч. А ты, если не поможешь мне, горько пожалеешь об этом.
Он вышел, с чувством ахнув дверью. Кулькатли шмыгнул носом, потёр лоб.
- Одержимый, - в восхищении обронил он.
Дым от костров, выложенных по кругу, лизал ствол священной ели, сочился меж игл и, рассыпаясь на множество отростков, возносился к небу, прозрачной зыбью колыхая звёзды. Кулькатли, облачённый в медвежью шкуру, с лицом в открытой пасти зверя, плясал и неистовствовал, потрясая бубном и выкрикивая заклинания. Помощники его бросали в пламя пахучие травы, корешки и кусочки грибов. Огонь вспыхивал, искрился, багрово озарял заворожённые лица вождей и старейшин. Выкатив глаза, они наблюдали за танцем пама; им мерещилось, будто из дыма выпрастываются гибкие щупальца-руки, складываются в страшные рожи вонючие клубы, а серебряный лик Нум-Торума, что стоял у подножия священного дерева, испускает жёлто-синие молнии.
- Повелитель трёх миров! - восклицал шаман. - Ты, сотворивший небо и землю, вдохнувший в нас жизнь, одаряющий и карающий! Призри своих детей, о владыка Нум-Торум, пошли нам духов, дабы открыли нам глаза и уши! Да не отвратится твой лик от чад своих! Да растолкует нам сын твой, Мир-Суснэ-Хум, чего желаешь ты и как велишь нам поступить! Дай нам знание! Пусть снизойдут к нам Хонт-Торум
