Красная звёздочка | страница 21



— Ученики второго «Б» и второго «А» споют песню про огонёк, — и завела звонко:

На позицию девушка
Провожала бойца,
Тёмной ночью простилися
На ступеньках крыльца…

Неожиданно низким голосом подхватил мальчик:

И пока за туманами
Видеть мог паренёк,
На окошке на девичьем
Всё горел огонёк.

Мне представилась наша комната и зелёный пышный куст в горшке на подоконнике, усеянный маленькими красными цветочками.

Мама часто подходила к нему, осторожно поливала… Соседка утверждала, что это старомодный цветок, а мама отвечала ей, что мой дедушка очень любил огонёк. В войну на многих окнах горел этот простой цветок, чтобы воюющим мужчинам было видно издалека — их ждут…

Нам громко хлопали, мы рассказали и спели всё, что знали, а бойцы всё не отпускали своих шефов. И тогда мальчик вышел вперёд и сказал:

— Отгадайте загадку: один на земле лежит, пыхтит, второй стоит, улыбается, а третий в небе колышется.



Раненые заулыбались, кто-то хлопнул в ладоши, а усатый одобрительно сказал:

— Так что это значит? Давай, брат, расскажи!

Мальчик, обрадованный поддержкой, рассмеялся и сообщил разгадку:

— На земле пыхтит фашист, стоит-улыбается советский боец, а в небе колышется наше знамя над Берлином!

Что тут поднялось! Аплодисменты, выкрики: «Молодец», «Вот это да!», «Ай да шефы!»

А он стоял, раскрасневшийся и счастливый, потому что и загадку и ответ придумал сам. Из-за ширм выглядывали раненые, спрашивали, что тут происходит, им охотно пересказывали, и вспыхивали новый смех и аплодисменты. Я смотрела на этого мальчика и старалась представить себе, кем он станет, когда вырастет, когда придёт Победа, и в этом здании опять будет театр, и сюда придут на спектакль, даже не подозревая, что военной зимой здесь лежали раненые и мальчуган с чёрными сияющими глазами рассказывал им, как в Берлине будет развеваться наше советское знамя…

— Доктора, скорее доктора! — перекрыл все звуки отчаянный мужской голос. — Танкисту плохо!

Как же я могла забыть о главном! Отец Антона сползал с кровати. Его подхватили, стали укладывать.

Пробравшись между сгрудившимися возле него ранеными и медсёстрами, я торопливо заговорила:

— Вы меня слышите? Антон просил передать, что он будет таким же честным и справедливым, таким же отважным, как вы!

Танкист открыл глаза, но нельзя было понять, слышал ли он мои слова.

Медсестра взяла меня за плечи и повела к выходу:

— Спасибо, ребята, но вам пора уходить.

Галочка вцепилась мне в руку. Мы уходили, оглядываясь, и перед нами были посуровевшие лица бойцов. Никогда, никогда не должна повториться война!