Эссе Хоме | страница 2
Нет, не страдал господин Одихмантьев чрезмерным любопытством, как это может показаться из вышеприведенного эпизода. Не страдал. Скорее уж наоборот. И единственная причина, заставившая его обернуться к женщинам, заключалась в слове "Раздольное". Дело в том, что в школе, где Борис Сергеевич преподавал математику, произошел аналогичный случай — у учительницы пения так же таинственным образом исчез брат — работник все того же титаномагниевого комбината. И натурально, через неделю после возвращения из упомянутого дома отдыха.
Вот так. Ни более, ни менее. И теперь, когда все встало на свои места и эпатажный поступок героя получил должное объяснение, автор считает свою миссию законченной, тем более, что Борис Сергеевич уже успел сделать необходимые покупки, вышел из магазина и торопливо двинулся к автобусной остановке. За ним, читатель.
За ним!
Будучи холостяком, Борис Сергеевич одиноко проживал в однокомнатной квартире на пятом этаже пятиэтажного дома. Дом тот был старый, еще хрущевской застройки, естественно без лифта и, что тоже естественно, при полном отсутствии звукоизоляции. Два эти фактора, сами по себе далеко не радостные, в случае с нашим героем имели дополнительный горький привесок именуемый Алексей Аристархович Краеугольный, в миру просто Леха. И был тот Леха соседом Бориса.
Поскольку автор принужден рассказать и о нем, то постарается отделаться одной фразой. Вот она: музыкант-неудачник, спившийся с круга после автомобильной аварии, из которой вышел с потерей одной ноги, ныне живущий на мизерную пенсию по инвалидности.
Следует далее признать, что соседа своего наш герой не любил. Точнее говоря, терпеть не мог. Ибо характер соседушка имел вздорно-скандальный или скандально-вздорный, что одинаково плохо. В дни получения пенсии по обыкновению напивался, орал черт знает что, из-за плохой звукоизоляции легко транслируемое в тишайшие покои Бориса Сергеевича, протрезвев же стрелял мелкие деньги, не имею привычки отдавать. Но этого мало. В конце концов изоляцию с успехом заменит подушка, на худой конец вата в ушах, хоть это и не эстетично; просьбы о кратковременном беспроцентном кредите можно игнорировать, но была еще одна особенность в их взаимоотношениях, тяготившая нашего героя безмерно. В тот краткий период времени после аварии, когда жалость — все-таки калека — взяла вверх, он подрядился покупать продукты питания и на горькую Лехину долю. Жалость давно исчезла, смятая суровой реальностью, но обязанность сохранилась. Борис злился, ругал себя за мягкотелость, но отказать не мог. Не умел…