Орден костяного человечка | страница 36



Воцарившееся молчание так затянулось, что пришлось завершить:

— Вот и все.

— Папа… А что тогда будет с Васей?

— Вася останется в Барнауле, у бабушки, пока я его не заберу. Если не смогу его забрать… Если некому будет забирать, то он там останется, пока не вырастет.

Опять молчание. Такое долгое, что его лучше прерывать.

— Ты все понял, сынок?

Кивок головой и молчание. Рано, рано это все, рано на годы, но что поделать?! Ситуация возникла вот сейчас, и, в конце концов, не он ее создал. А решать что-то все равно придется, в том числе и Александру. Ему тоже было рано в 19 лет стать главой семьи. А пришлось.

Мальчик ушел, и Володя стал устраиваться на ночь: прошелся вдоль шкафов, выбрал несколько книг, которые давно собирался перечитать. Такой родной, привычный уют летнего вечера, прохлада из открытого окна, настольная лампа бросает круг света на страницы, а вся комната тонет в полумраке. С детства вызывает чувство уюта — постель, журнальный столик с лампой, раскрытая книга на подушке.

Бесшумно возник Саша на пороге кабинета, фигурка в светлой пижаме.

— Папа…

— Да?

— Папа, расскажи еще раз, кто такой русский консул и где он живет.

Володя схватил, прижал к себе дрожащее крупной дрожью тельце, уложил сына в постель.

— Значит, так…

Интересно все же, как меняется с годами мироощущение человека! Перевалив за тридцать, Володя все чаще ощущал мир как скопление хаоса и безумия. Вокруг, вне мысли и сил человека, клубился первобытный туман — бессмысленный, не подчиненный твердым правилам. Хаос отступал, когда человек мог противопоставить ему разум и волю. Безумие входило в рамки, когда человеку хватало воли и сил, чтобы не дать ему определять все в этом мире.

Но как редко возникало ощущение, что ты действительно преодолел хаос и безумие! Что твой мир — часть разумного осмысленного мира. Володя и не помнил, когда у него возникало такое ощущение последний раз. Слушая Марину и ее родню, он как будто погружался в волны безумия, и, вместо того чтобы остаться за порогом, хаос перехлестывал сюда и начинал бесноваться уже в доме Скоровых, заливая рабочие столы и шкафы с книгами — материальными носителями разума.

Ощущение победы над хаосом появилось сейчас, когда он лежал в постели рядом с сыном, рассказывая ему сначала про консула, потом про пустыню Негев, куда они когда-нибудь поедут. Под боком тихо лежал его ребенок, только что выбравший его народ, его страну, сознательно продолживший историю семьи, начавшуюся с Николая Курбатова, родившегося еще в прошлом веке, крепостного князей Гагариных и торговца ценными камнями.