Да, это, конечно, утешает.
Я догоняю Сакураи и разом выпаливаю ему все три страшных слова: «Хито-но-ки, фута-но-ки, ми-но-ки!» А он вдруг ежится и тихо (уже раз в пятый, наверное) просит:
— Слушай, а повтори еще раз, пожалуйста, как по-русски будет «церковь», я опять забыл…
Вдалеке, между темных деревьев, просвечивает большое поле со свечками.
— Ты туда случайно не хочешь? — интересуется Сакураи.
— Нет…
— Странно…
— Ха, пап, — это Дзюнко, — она там уже три раза была!
— Что, за последнюю неделю три раза в Нару ездила???
— Ну да.
— Crazy![46]
Периодически я отстаю — что-нибудь сфотографировать. Потом оглядываюсь — все свои исчезли в толпе. И только Косида неподвижно маячит за правым плечом. Или за левым. Правильно, за этими глупыми иностранцами глаз да глаз нужен, а то сразу потеряются!
Потом мы идем в храм Тодайдзи — в Павильон Большого Будды. Там весь двор заставлен рядами параллелепипедов-фонарей. Сам господин Будда глядит на них из большого храмового окна. Мы заходим внутрь. Проходя мимо огромной руки статуи, замечаю головокружительную, узкую, зависшую в пространстве храма лестницу, ведущую из-под потолка, мимо скулы Будды, вниз к полу.
— Я с этой лестницы когда-то упал, — говорит Сакураи.
— И что? — с дрожью в голосе интересуюсь я.
— Ничего, больно было, — ухмыляется он.
Так вот оно бывает — кто-то, забыв про теодолит, скачет босиком в потоках летнего ливня по крутой брусчатке у собора святого Владимира. А кто-то катится с лестницы мимо лика Большого Будды в древней японской столице Нара. Для обоих — это обычная жизнь. Но если посмотреть с другого берега…
— Что ты будешь пить?
Отвечаю по-японски стандартно-вежливо:
— Меня устроит любой напиток.
Сакураи хмурится:
— Давай договоримся, мне ты будешь отвечать как человек, а не как японка. Так что ты будешь пить?
— Холодный черный чай с сахаром и лимоном фирмы «Липтон» в пластиковой бутылке с ребрышками посредине.
Сакураи хихикает.
Домой я возвращаюсь с Косидой. Он спрашивает, сама ли я писала ту бумаженцию для офиса. (Что-то типа рабочей программы на планируемые исследования.)
— Сама, а что такого?
— Ничего, просто там таких иероглифов сложных куча была.
— Так я же со словарем!
— Ну и что, все равно круто!
— Что же там крутого, ты сам видел, как Сакураи эту мою писанину исчиркал исправлениями!
Косида ухмыляется:
— Подумаешь! Я недавно такую же бумагу писал, так Сакураи ее еще хуже исчиркал, вообще черного цвета не осталось, только красный!
