- Нет, все отлично, вкусно. Просто ты так правдоподобно говорил об избиениях.
- Понимаю, тема не из приятных. Зато прочувствованная на себе.
- Серьезно?
- Абсолютно. В школьные годы травматология была моим вторым домом. Так что о ранах я знаю все. О физических тоже.
В голубых глазах почудилась мимолетная грусть, какая-то древняя и извечная. Так может смотреть лишь человек, знакомый со страданием не понаслышке. Я ничего не знаю о нем, но, кажется, он из таких.
- Что у тебя случилось, Рита?
- Это долгая история.
- А я не тороплюсь.
- Дим, брось. Зачем тебе мои проблемы? Я скоро уйду.
- Глупости, - с неожиданной твердостью возразил парень. - Куда ты денешься на ночь глядя?
- Вызовешь мне такси.
- Не вызову. Еще чего. Остаешься здесь, а утром пойдешь куда хочешь. Домой сейчас позвоним.
- Нет! - я даже привстала, выкрикивая это. - Не хочу туда звонить.
Дима, вздрогнув от моего возгласа, примирительно развел руками.
- Ладно, хорошо. Домой не звоним. Но, ты же расскажешь, что произошло?
- Правда хочешь знать?
- Правда.
- Слушай тогда...
Мой монолог занял почти час.
Я говорила слово за словом, быстро и нетерпеливо, едва успевала за воспоминаниями. Впервые появилась возможность высказаться кому-то постороннему. Тому, кто не знает ничего изнутри, кто сумеет рассудить со стороны.
Дима слушал внимательно, не перебивал, не задавал вопросов, лишь иногда понимающе кивал. Я смотрела на его плечи, прикрытые пестрой клеткой рубашки, на его руки с аккуратно состриженными ногтями, на браслет из деревянных косточек с круглой блестящей монеткой. Такие носят на удачу. Смотрела на его лицо, серьезное не по годам(впрочем, не знаю, сколько ему лет) и вместе с тем такое по-детски простое. Над уголком глаза поселилась родинка, маленькая и почти незаметная - я увидела ее только сегодня, когда Дима находился на расстоянии вытянутой руки.
А он рассматривал меня. Взгляд, не маслянистый и жадный, как у недавнего начальника, а чистый и изучающий, мягко скользил по телу и ощущался физически. Он медленно касался лица, шеи, дотрагивался до ключиц и падал вниз. Мне уже не было неприятно или неуютно. Наоборот, хотелось, чтобы он смотрел как можно дольше.
Мы не включали свет - в комнате горел лишь слабый ночник. Шторы легонько колыхались от ночного ветерка, а через открытое окно слышались отголоски гитарных переборов.
- Сосед учится играть, - объяснил Дима, когда я замолчала. - Я бы мог сказать тебе, что сочувствую, но это будет глупо.
