— Спаси меня… ты добрый человек… Это видно по лицу твоему… Заставь о себе вечно Бога молить… Спаси.
— Что ты? Что ты? Мне жаль тебя, правду сказать, но, видно, так тебе на роду написано: за то Бог наверстает на том свете. Спасти я не в силах; как я могу?
— Убежим вместе.
— Помилуй, я хромаю, у меня пуля в ноге… двадцати шагов не пройду… сил нет, куда мне теперь бежать!
— Ну отпусти меня одну, развяжи только мои руки. Сжалься надо мной, молюся тебе.
— Но они убьют меня самого на месте, как увидят, что я изменил им и выпустил их пленницу. И так меня не любят и беспрестанно подозревают.
— Разве ты здесь недавно?
— Недавно, — они меня сманили в трактире под недобрый час, когда мне было до зла-горя и вовсе невинный шел я под суд, — теперь я опомнился; мне самому хочется оставить этот вертеп, но меня ранили в первой схватке, и я дожидаюсь, как излечится моя рана.
— О, будь моим ангелом-хранителем, ради Бога, прошу тебя.
— Рад бы, да как же?
— Послушай… вот что. Сам Бог меня надоумил… перережь мою веревку… ляг… я убегу… ты скажешь, что я освободила себе руки, толкнула тебя сзади… прибила… связала тебя, а сама убежала… они поверят… они знают меня.
— Да как?
— Как-нибудь! Сделай милость, сделай милость, они тебя не тронут. Все это похоже на правду…
— Но куда бежать тебе? догонят тотчас.
— Попытаюсь… все равно… ведь и без этого умирать мне надо. Авось Бог поможет. Христа ради. Христа ради. Господь наградит за доброе дело, может быть, и я успею помочь тебе. Друг мой…
Из глаз ее лились слезы ручьями, на лице выражалось такое страдание, в голосе слышалось такое убеждение…
И молодой человек побежден; подвергая жизнь свою опасности, он решается исполнить такую усильную просьбу: молча берет топор — но перерубить узлы неловко, они плотно завязаны на теле… надо развязывать. Женщина трепещет от радости и нетерпения, между тем как ее благодетель продевает из петлей толстые концы… вдруг слышится шум… у него опустились руки.
— Господи, они возвращаются.
— Не может быть — это, верно, упало дерево; слышишь, как ветер шумит.
— И собаки бегут к воротам. Все пропало.
— Нет — собаки играют, видишь: они таскают какую-то ветошку.
— Ах! я слышу хохот.
— Совы хохочут в лесу, — развязывай, остался один только узел, последний!
— Свистят!
— Это орел свистит. Вот и все. Ну слава Богу! Благодарю, благодарю тебя. Теперь постой, сейчас я свяжу тебе руки… хоть слабо… будто после ты их распутал… вот так… прощай! Если Бог мне поможет, я тебя не забуду. Если нет — все-таки не забуду на том свете, пред Божией Матерью… Ах, я не спросила еще о дороге.
