— А не от твоего тайного ухажера часом? — сказал Аякс.
— С чего ты взял, что у меня есть ухажер?
— С того, что схлопотал по башке именно в тот день, когда познакомился с тобой. И потому, что мужики в городе все же имеются. Хотя и бьют со спины.
Эстер выплюнула остатки льда на пол.
— Ну, так показал бы.
Аякс закрыл глаза.
— В следующий раз и при одном условии. — При каком?
— Если не убьют.
* * *
— Ударились о дверь? — полюбопытствовал лейтенант Бунзен, увидев, с каким болезненным видом Аякс ощупывал шею под шишкой на затылке.
Аякс посмотрел на папку с собственным делом, лежавшую перед следователем на столе и показавшуюся ему прибавившей в толщине со вчерашнего.
— Почему о дверь? — спросил он.
— Извините, — смущенно улыбнулся Бунзен. — Я всего лишь попытался угадать вашу отговорку.
— А почему вы решили, что я солгу?
— Наверное, потому что до сих пор не вижу вашего заявления о происшествии. А что говорит человек, если хочет скрыть подобные вещи? Упал с велосипеда, ударился о дверь, — все в этом роде.
— Да. — Аякс потер испачканные зеленкой пальцы. — Я не собираюсь писать заявления. Но скажу, что заработал вчера ночью по башке тупым предметом. На руднике. Куда, между прочим, отправился по повестке за вашей подписью.
Бунзен положил на папку с делом тяжелую хрустальную пепельницу, прикрыл дверь и подошел к диспенсеру в углу комнаты. По дну пепельницы со стуком катился металлический шарик, Аякс наблюдал за ним, пока он не остановился. Следователь смешал горячую и холодную воду в одноразовом стаканчике и обрызгал цветущий кактус в горшке на подоконнике.
— Повестка сохранилась? — спросил он.
— Нет, разумеется, — хмыкнул Аякс.
Лейтенант наполнил стаканчик снова и в этот раз выпил воду.
— Впрочем, не имеет значения — сохранилась или нет. Вы не хуже моего знаете, как выглядят подобные документы и как они предъявляются.
— Знаю.
— А чего ж поехали на рудник?
Аякс пожал плечами.
Бунзен присел на подоконник и осторожно провел пальцами по остриям кактусовых иголок.
— Хотите верьте, хотите нет, — сказал он, — но в детстве я был уверен, что самолет в небе — это нерукотворное создание. Не тот самолет, что на фотографии или ползет по рулежной дорожке в аэропорту — нет, а именно летящий на большой высоте. Крохотная серебряная стрела, за которой тянется полоса инверсии в полнеба — это было для меня чем-то вроде падающей звезды, прекрасной и недоступной. Сказать по правде, и сейчас, глядя в небо, я чувствую, что мои детские заблуждения были… ну, что ли, не совсем детскими, не совсем неправильными… И точно так же, скажем, пчела… — Мизинцем Бунзен изобразил насекомое, перелетающее с одной иголки кактуса на другую. — Пчела, которая мечется от цветка к цветку, будучи уверена в том, что занята исключительно собственным делом, сбором нектара, и только. Хотя это далеко не так. Но если бы вы ей объяснили, что она не столько собирает мед, сколько участвует в половом цикле ромашек или анютиных глазок, то она расхохоталась бы и плюнула вам в лицо.
