— Привет! Привет, Покорна. Покорна, вдруг я стала Покорна.
А, узнала, это та зануда, что за ним увивается, малявка Йоузова. Ясное дело, они подружились, пока я не хожу в школу. Ну и ладно!
— Мы пришли тебя проведать от имени всего класса.
— Мы принесли тебе цветы и конфеты.
— Спасибо.
Надо бы еще что-нибудь сказать, но мне ничего не приходит в голову. Мне никогда не дарили цветов. Йоузова протягивает букет, а Блошка сует коробку с конфетами. Жаль, что не наоборот.
Ах, вот что! Будто от всего класса?! Но ведь эти конфеты получает его мама от больных, такие же точно купила ей моя мама, когда шла с Катержинкой на осмотр. Скорее всего это та же коробка, переходящая.
— Ты чего смеешься, Киса?
Я уже снова Киса, дело в шляпе.
— Ты без очков чудная какая-то, правда, Блеха?
— Почему? Обыкновенная.
Как он ее! Молодец, Блошка, совсем на меня не сердится.
— Эй, Йоузова, попроси у пани Еазу. Соображает, что к чему.
Йоузова фыркает, но идет. Хоть бы бабушка ее там задержала.
— Тебе письмо, Киса.
Он быстро сунул его под подушку.
— Ты читал?
— Нет.
— А откуда узнал, что это мне?
— А кто мне может писать из Опавы?
— Тебе не влетело?
— Не бойся. И давай выздоравливай. Температура еще есть?
— Нет.
— А чего ты ревешь?
— Я не реву, это слезы сами катятся. Смеется, как я рада, что он смеется!..
Йоузова входит с цветами, могла бы и не спешить.
— Это астры, — сообщает Блошка, — говорят, последние, но недельку еще постоят.
Он все сам затеял, и как здорово все подстроил, а класс тут ни при чем. С Йоузовой они друг другу подходят, она тоже маленькая, ресницы у нее черные и громадные черные глаза, как у совы. Мне такие глазищи, я бы на все чихала.
— Сказать тебе, что мы проходили?
— Мне сперва надо к оптику, я разбила очки.
— Вот это здорово, — хохочет Блошка, — разобьешь очки — и не надо учиться, прекрасный способ, я бы разбивал их все время.
— Но ведь мы учимся для себя.
Ну, конечно, Йоузова не может не выставляться.
— Корова ты, вот кто.
Это он сказал Йоузовой в смысле дура, точно так же, как Пржемек говорил мне. Тот однажды принес апельсин, очистил его, разделил на две части и сказал: «Я — осел, а ты — корова, ешь скорей и будь здорова». Пржемек всегда говорил в рифму.
Йоузова надулась, она шуток не понимает.
— Давай выздоравливай, Киса. А что мы прошли, догонишь, никуда не убежит.
Я все время слышу его смех. Они уже давно ушли, а я все еще его слышу.
— Симпатичный мальчик, — хвалит его бабушка, — и девочка хорошая, в наше время это редкость.
