Потом я проговорилась, что про себя называю маму Звездочкой, потому что у нее глаза как звезды, и бабушка отошла к окну, стала смотреть на улицу и сморкаться, мне показалось, что она плачет.
— Пойми, Гедвика, твой отец испортил ей жизнь.
— Но ведь он ее любит.
— Может, и любит по-своему, но он испортил ей жизнь в самом начале, и ты должна это понять и забыть о нем, как и она.
Ну, конечно, я должна все понимать. Я бы даже хотела о нем забыть, чтобы доставить маме радость, но что, если у меня ничего не выходит. Я снова и снова вижу, как он стоит на улице, переминается с ноги на ногу, прячет шею в воротник, а потом вдруг поднимает голову, смеется и подходит ко мне.
Как он мог испортить ей жизнь? Можно испортить рисунок, или зуб может испортиться, но как может испортиться жизнь?
— А как он испортил ей жизнь?
— Этого ты не поймешь, мала еще.
Для одного я мала, а для другого не мала, все зависит от того, устраивает ли их это. А я только делаю вид, я, между прочим, знаю, к чему бабушка клонит. Мы с девчонками это вычислили по метрикам, почти никто не родился так, как полагается.
Подумаешь, он сделал маме ребенка немножечко раньше, ну и что? Ведь этот ребенок я. Разве плохо, что я есть на свете? Мне на свете нравится, если бы только я не болела и не было бы Удава. Нет, я не хочу, чтобы он умер, пусть живет на здоровье, но пусть идет жить в другое место, в свою семью. Марек мне рассказал, что у Удава есть еще одна жена и дочка, которая учится на врача, так почему же он не живет со своей дочкой-врачом?
Взрослые все так запутывают, что у меня от этого в голове полный кавардак, разве тут разберешься?
— Вы думаете, моя мама меня любит?
— А ты как думаешь?
— Я? Не знаю.
— Понимаешь, Гедвика, вы должны сперва привыкнуть друг к другу, правда? Марек и Катержинка еще маленькие, о них надо больше заботиться, а ты в ней уже так не нуждаешься.
Не нуждаюсь, это правда. Вообще в ней не нуждаюсь. Ведь я заболела, потому что она поставила меня из-за Удава на колени. А теперь совсем забросила.
Когда я болела в детдоме, ко мне приходила сама заведующая, а ведь у нее тоже нет времени и тоже есть свои дети.
— Поспи-ка лучше, Гедвика.
Все спать да спать, днем ии ночью. Очки бы хоть были, чтобы телевизор смотреть.
От имени всего класса, что от имени всего класса? Да это Блеха, конечно, это его голос. Он пришел, а ведь мы поссорились.
Но он пришел не один, с ним кто-то еще, как плохо без очков, надо же было этому Удаву раздавить мои очки?
