— Эта Агафья не человек, а чертовка полосатая, взяла у мамы большую иголку на часок, а держит у себя целую неделю.
Крестная опешила, а Егорка сорвался с места и крикнул от двери:
— Спасибо… Будьте здоровы. Приходите к нам.
Он толкнул дверь и выскочил в сени. Крестная побежала за ним: она хотела узнать, что такое с ним творится. На крыльце она завертела головой — Егорки нигде не было.
— Егорка!
— Я… — донеслось из-под крыльца.
— Господи! Да чего ты там делаешь?
— Дрожжи переливаю.
— Зачем, куда?
— В нашу кружку переливаю.
— Да как она, ваша кружка, попала туда?
Егорка вынырнул из-под крыльца, сунул в руку крестной пустую кружку, еще раз сказал: «Спасибо», и пустился наутек.
Крестная долго смотрела ему вслед, силясь понять, что же такое стряслось с ним. Разговор о крушении, необычная просьба, тетка Агафья, кружка под крыльцом — все это наводило на тревожные размышления: уж не напустил ли кто на него порчу, в здравом ли он уме?
Было уже совсем темно и по-ночному тихо. Егорка несся во весь дух. Дрожжи выплескивались из кружки, шлепались на рубашку, стекали на штаны. Руки тоже были обляпаны клейким хмелем, но Егорка ничего не замечал и думал только о том, чтобы поскорее добраться до дому.
Проскочив в открытую калитку, он остановился. Тут, во дворе, надо было отдышаться, чтобы дома не подумали, что он трус, и, самое главное, присмотреться к крыльцу.
В темноте свое крыльцо почему-то всегда кажется самым опасным местом, и когда подходишь к нему, непременно лезет в голову очень страшное. Особенно не по себе становится, когда открываешь дверь и перешагиваешь порог. В это время того и жди, что тебя цапнет за спину или за ногу холодная рука, и послышится хриплый голос: «Ага, попался!»
На крыльце лежала широкая неяркая полоса света. Это означало, что обе двери — и комнатная, и коридорная — открыты настежь и что достаточно сделать два-три шага, как донесутся голоса из избы. Егорка легко вздохнул и смело двинулся вперед. Голоса не доносились. «Ребятишки уже спят», — с беспокойством подумал он и тихими, неслышными шагами взобрался на крыльцо, прошел коридорчик и заглянул в избяную дверь.
Он не ошибся — не спала только мать. Не дождавшись Егорку, она сходила за дрожжами к тетке Агафье, поставила квашню, уложила ребятишек на сеновале и теперь, низко склонив голову, сидела на ящике и починяла старые, промасленные отцовские штаны.
Егорка осторожненько переступил порог и взглянул на печку: квашня стояла на шестке, аккуратно повязанная квашенником: значит, дрожжи уже не нужны. Егорка кашлянул. Мать даже головы не подняла. Он кашлянул еще раз. Мать взглянула на обляпанного хмелем Егорку, но ничего не сказала.
