Егоркин разъезд | страница 84
— Здешний железнодорожник?
— Станционный сторож.
— Укажите мне, пожалуйста, где проживает стрелочник Платон Назарыч Ефимцев?
— Я Платон Назарыч, я Ефимцев… А вы?..
Приезжий опустил на землю чемоданчик, схватил обеими руками руку Назарыча, крепко пожал ее и негромко сказал:
— Я от вашего сына.
— От Алеши?
— От него. Пойдемте к вам. Там расскажу все, что знаю.
Назарыч ввел незнакомца в свою каморку и, как только за ними закрылась дверь, прерывающимся от волнения голосом зачастил:
— Говорите скорее, где он, жив ли?.. А мать-то его… мать… ведь умерла. Ждала-ждала и… Я теперь один. Видите?
Приезжий ласково обнял Назарыча:
— Не беспокойтесь, папаша, сын ваш жив, здоров и умирать не собирается. А матери, значит, нет в живых… Печально. Об этом он не знает. Да разве об этом там узнаешь?
— Где это там, где?
— Он в Сибири, в остроге, уже отсидел половину срока — пять лет.
— За убийство?
Назарыч тяжело опустился на стул.
— Нет, что вы? Разве Алексей Платонович может быть разбойником?
— Так за что же, за что?
— Политический он.
— Политический?! А вы, значит…
— После шестилетней отсидки в остроге еду туда, — приезжий махнул рукой, — а зовут меня Василий Чаузов.
Щербатый, широкоскулый, с добрыми голубыми глазами и большим улыбчатым ртом, Василий никак не походил на тех «злодеев-цареубийц» и смутьянов, о которых приходилось Назарычу слышать от начальства.
Проговорили они до рассвета. Все, что рассказывал Василий о сыне, было дорого, все было понятно за исключением одного, самого главного — зачем это они, маленькие люди, идут против огромной силы — царя.
— Разве можно плетью перешибить обух? — спросил он.
— А мы ведь не плетью будем хлестать, а доброй кувалдой бить, — ответил Василий.
Вспомнил Назарыч вчерашней ночью и своего старого друга Дмитрия Спиридоновича Аброськина. Они — Назарыч и Спиридоныч пришли на Лагунок из разных мест, но в одно и то же время, вместе работали на строительстве линии, оба остались тут навсегда и около десяти лет жили бок о бок в бараке.
Дмитрий Спиридонович с большим сочувствием отнесся к горестям Назарыча.
Назарыч не оставался в долгу и при случае тоже помогал другу, как и чем мог. Немало несчастий было и в жизни Спиридоныча — его семью часто посещала смерть: умерли два сына и жена, зарезало поездом младшую шестнадцатилетнюю дочь и совсем недавно скончался зять — муж старшей дочери, оставив на руках жены и тестя пятерых детей-малолеток.
Спиридоныч работал путевым сторожем и жил вместе с дочерью и внучатами в путевой будке в семи верстах от разъезда. «Не так уж далеко, а вот видеться стали редко», — укорил себя Назарыч. Верно, недавно он совсем уже собрался навестить друга, даже гостинцев припас для ребятишек — разболелись сильно ноги. «А не сходить ли к нему завтра, в воскресенье? — подумал Назарыч и тут же решил: — Непременно схожу. Управлюсь утром с делами, а к обеду буду там. Посидим, вспомним прежнее житье-бытье. Ведь в этом месяце исполняется ровно двадцать пять лет, как мы работаем тут. Только вот загвоздка — разрешит ли начальник отлучиться со станции?»