— А начальник станции что — болен?
— Никак нет-с, — ответил Бабурин.
— А где он?
— Не знаем.
— То есть как это не знаете?
— Два часа пять минут назад его не стало.
— Как не стало, умер?
— Нет, не умер, а уехал на лошади.
— Куда?
— В неизвестном направлении.
— Зачем?
— Тоже не знаем.
— Так… так… — процедил сквозь зубы директор и, повернувшись к свите, сказал: — Феноменальный случай, господа! Начальник разъезда не желает встретиться со мной. Удивительно!
— Осмелюсь доложить, — вмешался Самота.
— Ну что ж, докладывайте, — разрешил директор.
Самота четким шагом вышел на середину круга и отчеканил:
— Дорожный мастер Кузьмичев! Вверенный мне околоток в полной исправности и готов к осмотру как в смысле пути, так и в смысле всех зданий, сооружений и всего прочего.
— Хорошо, господин Кузьмичев, мы посмотрим. Видно сразу, что Вы заботитесь, а вот ваши движенцы, Леонид Евгеньевич, того…
Высокий худой старик кашлянул и хотел ответить, но в это время кто-то громко застучал ногами по доскам перрона. Толпа раздвинулась, и перед начальством предстал Павловский.
Старик застыл на полуслове, Павловский же, став к нему лицом, а к директору спиной, запыхавшись сказал:
— Смею представиться, начальник разъезда Павловский.
Вид у Павловского был далеко не представительный. Все на нем — за исключением новенькой форменной фуражки, было заляпано грязью; руки измазаны, покрасневшее лицо и шея лоснились от пота, один ус смотрел вверх, другой вниз. «Что такое с ним случилось?» — удивились лагунковцы.
До Левшино Павловский домчался за каких-нибудь двадцать минут, гусей приобрел тоже без задержки, зарезали их в два счета. Но все равно, как ни скоро, все это делалось, а время шло, и когда он тронулся в обратный путь, до прихода служебного поезда оставалось не так уж много времени. Однако его вполне хватило бы, чтобы доехать до разъезда и даже ощипать гусей, если бы на середине дороги не приключилась беда. Когда Павловский объезжал по заболоченной дороге небольшое озерко, обросшее камышом, прямо перед лошадиной мордой вдруг вспорхнула какая-то птица. Лошадь испугалась, и отпрянула в сторону, ходок перевернулся, и Павловский шлепнулся в грязь. Вскочив на ноги, он первым делом кинулся к лошади, которая стояла почти по брюхо в болотной жиже, ухватился за узду и заорал. Лошадь рванулась к дороге, но засевший в грязи ходок не тронулся. Павловский взял в руки бич и начал хлестать им по лошадиной спине. Но и это не помогло.
