Кругом не было ни души, если не считать куриц с петухом. Курицы усердно копались в мусоре, а петух, подняв голову, держался в сторонке от них и, как показалось Егорке, очень настороженно присматривался к тайнику.
— Кши! Кши! — прошептал Егорка.
Петух резко тряхнул головой, но с места не тронулся.
— Кто там? — забеспокоился Гришка.
— Петух.
Гришка вскочил на ноги, поглядел в просвет и погрозил:
— Уходи, проклятущий!
Уж на этот-то раз петух должен был понять, что ему угрожает опасность, и убежать. Но ничего подобного, он сделал несколько шагов к шпалам, затем остановился, повернулся к казарме и громко закукарекал.
Егорка с Гришкой, плюхнувшись на землю, принялись шарить руками под шпалами. Как назло, ничего не попадалось.
— Бросай ковш! — крикнул Гришка.
Егорка вскочил на ноги, но запустить ковш не успел: петух, а за ним и курицы вдруг шарахнулись и побежали.
Егорка начал тихонько выбираться из тайника. И вот, когда его голова показалась над верхним рядом шпал, раздался голос:
— А меня возьмете?
Егорка опешил и хотел нырнуть обратно, но, взглянув на соседний штабель, остался на месте: из-за шпал выглядывала улыбающаяся рожица его брата Мишки.
Егорка в два счета очутился на земле и приказал:
— Иди сюда! А то там все видно.
Мишка подошел и, как ни в чем не бывало, сообщил:
— А мама ищет ковшик и ругается, а я…
— Ты зачем тут? — не дал договорить Егорка.
— А ты зачем?
— Я знаю зачем, а вот ты не знаешь.
— Нет, знаю. Вы с Гришкой собрались на небо за киселем и кулагой, ковшик да чашку взяли, а ножик забыли.
«Вот это да! — поморщился Егорка. — И вечно получается так: задумаешь сделать что-нибудь интересное, скрытное, а этот Мишабег уже тут как тут. Ну постой же!»
Егорка схватил братишку за грудки:
— Уходи сейчас же отсюда, а то…
Но Мишка, хотя голова его и качнулась в сторону, нисколечко не струсил. Сморщив нос, он тихонько пригрозил:
— Будешь трогать меня — все расскажу маме. И про ваше место тоже всем расскажу. Живо забегаете.
Егорка понял — драться сейчас нельзя. Он выпустил из рук Мишкину рубаху, сердито засопел и стал усиленно размышлять над тем, какую бы придумать причину, чтобы братишка отстал от них. На ум ничего не приходило. Гришкина голова оказалась сообразительней.
— Миша! — ласковым голосом начал он. — Ты оставайся дома, а мы за это принесем тебе много сладких-пресладких пряников и камешков красивых дадим. А потом дедушка Вощин сделает нам тележку, и мы будем катать тебя. Ладно?
— Хитрые очень, — не соглашался Мишка. — Сами будете брать и есть сколько угодно пряников, а я жди. Нет уж, я тоже пойду.
