Инквизиционная система предусматривала: если обвиняемый отказывался защищаться, это признавалось равным отказу явиться на суд, в таком поведении видели акт признания, и обвиняемого немедленно выдавали в руки светской власти на сожжение. Но обвиняемый, пытавшийся защищаться, имел так мало надежды на успех, что часто в самом начале процесса люди отказывались от защиты. Часто в приговорах указывается, что осужденный имел возможность защищаться, но отказался от этого.
В случае возбуждения дела против умерших на суд для зашиты покойника вызывались его дети или наследники, а также оглашением по церквам вызывались все заинтересованные в деле. В третьем оглашении объявлялось, что если никто не явится в назначенный день, то все равно будет вынесен приговор. В приговорах по делам об умерших всегда тщательно отмечаются эти предварительные оглашения. Но, несмотря на притворное стремление сохранить справедливость, суды над мертвыми были не меньшей карикатурой на правосудие, чем суды, жертвой которых являлись живые. На аутодафе, бывшем в Тулузе в 1309 году, осудили четверых покойников; в одном случае никто не явился на суд, а в трех других явившиеся наследники отказались защищаться. В деле Петра де Тормамира наследникам удалось в конце концов добиться отмены приговора ввиду крупных нарушений закона при ведении дела, но для этого потребовалось тридцать два года упорной борьбы, причем все это время имущество покойного находилось под арестом.
В теории обвиняемый имел право, как и в других судах, отвести судью, но этого никогда не бывало на деле. Нельзя было оправдываться собственным невежеством. Того, кто упорно отрицал приписываемую ему вину, выражал готовность исповедовать веру и во всем повиноваться церкви, считали закоренелым и нераскаянным еретиком, недостойным снисхождения. Самоубийство в тюрьме приравнивалось к признанию вины и вело к ограничению прав наследников. Правда, сумасшествие или опьянение могли быть признаны обстоятельствами, смягчающими поведение раскаявшегося еретика, но только в том случае, если он согласился с выводами, к которым пришел инквизитор; в противном случае его выдавали светским властям.
Как-то Бернар Делисье, францисканский монах из Каркассона, в присутствии Филиппа Красивого и его двора заявил, что если бы апостолы Петр и Павел были обвинены в почитании еретиков и инквизиция возбудила против них преследование, то они никоим образом не могли бы оправдаться. Они спросили бы: «Перед какими еретиками?» — и им назвали бы нескольких известных в стране людей, не дав никаких объяснений. Если бы они поинтересовались именами свидетелей, то не услышали бы ни одного. «Каким же образом, — вскричал Бернар, — могли бы святые апостолы говорить в свою защиту, особенно при том условии, что всякого, явившегося к ним на помощь, сейчас же обвинили бы в сочувствии ереси?»
