Ариадна Владимировна Тыркова, член ЦК конституционно-демократической партии, записала в дневнике:
«3 марта. По всему городу идут уличные митинги. Что говорят, не разберешь, так охрипли ораторы. Солдаты носят красные плакаты: “Земля и Воля”, “Демократическая республика”. Всюду пение. Солнце светит морозное, ясное. Какая-то новая, неиспытанная легкость. Никогда не думала, что можно себя так чувствовать».
«“Россия, ты больше не раба” — вот лозунг всех известий, — вспоминал очевидец. — Потоки народа и войск к Думе сегодня еще могучее. Может быть, с пол-Москвы, то есть до миллиона людей, целый день идут, стоят, машут шапками, платками, кричат “ура” и свищут небольшим группам полицейских, которых нет-нет да и проведут как арестованных в Думу. Мне даже от души жалко их: такие же русские люди, в большинстве семейные, пожилые и идут как отверженные, проклятые…
Сегодня настроение у всех высокоторжественное, бодрое и веселое, заметно всеобщее единодушие. К старому, кажется, ни у кого нет ни сожаления, ни веры в возврат его. Поразителен порядок. Народ заполняет все тротуары, всю ширину мостовых, но стоит показаться группе воинов или автомобилю, как сейчас же раздается по сторонам, и образуется свободный проход или проезд… Вчера еще не было полной уверенности в торжестве народной власти, но сегодня она непоколебима: разве можно у многомиллионной толпы вырвать то, что попало ей в руки!»
Первым Временное правительство возглавил князь Георгий Евгеньевич Львов. В начале войны его избрали главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам. Львов был человеком уважаемым, но принято считать, что ему недоставало командных качеств.
«Мы не почувствовали перед собой вождя, — писал министр иностранных дел Павел Николаевич Милюков. — Князь был уклончив и осторожен, отделывался общими фразами. Коллега по партии спросил мое мнение: “Ну что? Ну как?” Я ему с досадой ответил одним словом: “Шляпа!” Я был сильно разочарован. Нам нужна была во что бы то ни стало сильная власть. Этой власти князь Львов с собой не принес».
По мнению Милюкова, Львову не хватало той любви к власти, без которой историей, к сожалению, не «вырабатываются» крупные политические деятели. Быть может, в еще большей степени помешали Львову его славянофильское народолюбие, толстовское непротивленчество и несколько анархическое понимание свободы: «Свобода, пусть в тебе отчаются иные, я никогда в тебе не усомнюсь». Львов принимал разрушительную стихию революции за подъем народного творчества…
